Иловайск. Рассказы о настоящих людях (сборник) - страница 2

Лица то появлялись, то исчезали, словно фотобумагу дрожащей неуверенной рукой опускали в проявитель и фотограф-любитель боялся уронить пинцет или выпустить из рук в жидкость ценный снимок. Грэг понимал, что так не бывает – изображение не может то появляться, то исчезать, но именно так и происходило. Сквозь туман в голове и гул двигателя грузовика он силился вспомнить, где мог видеть эту картинку: мама в выходном красивом платье, он – еще подросток лет одиннадцати-двенадцати, в шортах и светлой рубашке с короткими рукавами, и так редко улыбающийся отец. На месте фигуры отца на снимке зиял черный контур негатива. Грэг просто помнил, что отец в тот момент улыбался, но где и при каких обстоятельствах был сделан снимок, выпало из памяти. Очень хотелось пить, и он подумал, что если бы человек, который всю дорогу поправлял бинты, дал хотя бы несколько капель или просто смочил ему губы, то тогда он смог бы вспомнить. Он попытался облизать губы, но сухой шершавый язык не слушался и, кажется, увеличился вдвое. Чьи-то воняющие соляркой и порохом пальцы приоткрыли ему рот и вложили под язык, словно таблетку от жажды, кусок пожеванной влажной марли. Грузовик, не глуша мотора, остановился – кажется, умер еще один из тяжелораненых бойцов, и Грэг сквозь пелену обезболивающего услышал недовольные голоса. Он мечтал, чтобы машина стояла как можно дольше – на ямах раненых в кузове подбрасывало так, что не умереть было сложно. Спасало то, что бойцы лежали практически друг на друге, и те, кто находился в сознании, крепко держались за борта и за своих обездвиженных товарищей. Грэг попытался приоткрыть глаза, чтобы посмотреть, что происходит, но даже на это у него не хватило сил. «Давай!» – прокричали прямо над головой, и машина, глотнув в кузов пыли, заныла сцеплением, дернулась и поехала, набирая скорость. Первым растворился негатив, прячущий улыбающегося отца, потом исчезло мамино платье и сама мама – Грэг хватался за ее изображение из последних сил, но мама ускользнула, исчезла из сознания, впрочем, как и дерзкий подросток. Грузовик подкинуло на яме, и по белому прямоугольнику фотобумаги прошла мелкая рябь, переходящая в волны, каждая из которых, ударяя по обеим полушариям, причиняла невыносимую головную боль. Боль; больше Грэг ничего не знал.