– У меня тоже дочка, только постарше.
– Серый, а ты ж – укроп? – отозвались опять картежники. – Укропище! Бандеровец! Ну, и где ты забыл свой пулемет, Кабан? Зачем пришел сюда убивать мирных людей?
– Я за то, чтобы людей не убивали и в мой дом не лезли.
– Ага, и поэтому ты тут в мирных граждан стреляешь?
– Я не стреляю…
– А нам все равно, лишь бы пенсии платили, – откуда-то из темного угла вагона отозвались два старичка и старушка. – Хотя, конечно, мы за Путина. Но теперь нам, конечно, все равно.
Кабан проснулся в холодном поту. Все десятеро покойников лежали на своих местах, смирно в кучке, как и положено, но около двери слышалось подозрительное шевеление и звон ключей.
– Вот свидетельство о смерти. Я за Антониной Федоровной Полозковой, 1923 года рождения, – послышался мужской голос без оружия.
Кабан в панике, держась за бок, бросился в укрытие, юркнул между трупов с ловкостью воздушного гимнаста, прижался к полу и затих под одеялом. Впопыхах он не успел надеть маску, и резкий трупный запах буквально раздирал ноздри. Захотелось встать и выйти поблевать на улицу. Дверь открылась, и морг залило таким непривычным дневным светом, следом за которым приятно потянуло свежим утренним воздухом. Кабану изо всех сил захотелось чихнуть.
– Ну, вот, выбирайте, то есть, извините, смотрите, где ваша, – сказал уже знакомый по предыдущему визиту голос, и в проеме двери мелькнули синие больничные штаны.
– Что же они все у вас так в куче лежат? И запах… – Второй голос принадлежал серым, с блестящим отливом, безукоризненно отутюженным брюкам.
– На холодильник денег нет, а кондиционер поломался. Вы, случайно, не мастер, не можете исправить? – спросили синие больничные штаны.
– Нет, я судья, – ответили серые с отливом.
– Жаль.
– Я судья хозяйственного суда! – веско с вызовом уточнили серые наглаженные брюки с отливом.
– Я сочувствую, – парировали синие больничные.
– Что? Я не понял.
– Я глубоко сочувствую вашей утрате.
– Да, это моя мама. Вот она.
– Хорошо, давайте позовем похоронщиков.
По тамбуру загрохотали тяжелые ботинки, и в морг зашли четыре черные спортивные штанины.
– Вот этот… человек, пожилая женщина, мама, – не сразу нашел правильные слова судья. – Слева, под тем военным, она в темном платке. Как вы можете так хранить покойников? Это же святотатство! Почему вы не разложите их по полкам? Это просто возмутительно!