Но Русскому пути препятствовал путь, реализуемый «злой соседкой», цивилизацией Запада. На ранних этапах это приводило к боевым столкновениям, которые не несли большого вреда, лишь укрепляя русскую веру. Но позже, при разложении западного пути действия, чужая цивилизация стала заражать Русь своими ядовитыми миазмами.
Наибольший вред русскому человеку принесло такое его качество, как артистичность, способность легко, и даже гротескно подражать человеку другого народа. При реализации пути космического богоискательства эта особенность нашего народа играла благую роль. Объединяя в своей душе грека и самоеда, татарина и немца, русские люди стяжали полноту мира, совершая шаги по лестнице, ведущей в Небеса. Но все изменилось, когда русский человек принялся со всей силой своего духа изображать из себя человека разложившегося Запада. Игра сделалась навязчивой, агрессивной и однообразной, и ее неизбежным результатом сделалось утопление Руси в помоях Запада и фактическое исчезновение Русского человека.
Сейчас натянутая снаружи чужая шкура покрывается многочисленными язвами и прыщами, болезненно напоминающими «артисту» о близком конце мира. Дальнейшее пребывание в этом чужом «костюме» грозит «актеру» гибелью вслед за его «творческим образом», настоящим костюмовладельцем.
В последнее следует вдуматься, сосредоточиться на мысли, что ныне на каждого русского человека надет чужой костюм. Эту мысль следует повторять про себя долго, до тех пор, пока сознание не определит, где заканчивается чужая, накладная шкура, и где начинается родная плоть, содержащая в себе родную душу.
Слишком много лет мы просто наблюдали за тенями западного окна…
Потерянное или брошенное дитя всегда ищет своих родителей. Ищет иной раз безнадежно, тщетно, то подходя к заветной цели своих поисков, то болезненно теряя ее. Сначала ищет по-детски наивно, пытаясь узнать во встреченных лицах родные черты. Потом – по-взрослому серьезно, роясь в пропыленных, пахнущих мышами архивах различных канцелярий, старательно отыскивая малейшие упоминания о тех, кто мог бы быть его родней. Искорки надежды то вспыхивают, то гаснут, уничтожаемые сырыми ветрами беспросветной жизни.
Ищущий ничего не ведает о тех, кого разыскивает. Может, его потеряли очень добрые, хорошие люди, и встреча с ними станет морем радостных слез, а потом – долгим воспоминанием о годах жизни, которые они без своей вины прожили порознь. Будет взаимное сочувствие и тягостное желание загладить вину разлуки, которую потерянные родители все-таки остро чуют за собой, хоть с чужого взгляда ее вроде как и нет. Они станут делать для чудесно найденного, выросшего в чужих руках отпрыска все мыслимое и немыслимое, но горькое чувство от этого все одно не станет идти на убыль.