Очнулся наш герой всё там же, у основания памятника. Только Богдану Хмельницкому.
Видно инфаркта у него, всё же, не случилось, ибо он смог осознать происшедшее, и поплелся в ближайшее отделение милиции.
Пилотов-весельчаков уволили.
* * *
Вылет рейса из Тюмени был задержан по метеоусловиям.
Вика Куликова должна была лететь этим рейсом. Чтобы скоротать время ожидания, она купила книгу, упаковку печенья и уселась в зале ожидания.
Рядом с ней было незанятое кресло, на сиденье которого лежал целлофановый пакетик с печеньем, а на следующем кресле сидел мужчина, который читал какой-то спортивный журнал.
Вика машинально взяла печенюшку из пакета.
Мужчина взял тоже.
Вику это удивило, но она постеснялась, ничего ему не сказала и продолжала читать.
И каждый раз, когда она брала очередную печеньку, мужчина делал то же самое.
Вика пришла в бешенство, но решила не устраивать скандал в переполненном аэропорту.
Когда в пакете осталась только одна печенька, она подумала:
«Интересно посмотреть, что сделает этот хам и невежа?»
Как будто прочитав её мысли, мужчина взял печенье, разломил его пополам и одну из половинок протянул ей, не поднимая при этом глаз.
Это было уже слишком: Вика решительно встала, собрала свои вещи и ушла.
Сидя в самолёте, Вика полезла в сумочку, чтобы достать лекарство от головной боли. И с удивлением вытащила злополучную пачку печенья.
Она вдруг вспомнила, что положила купленную пачку печенья в сумочку. И человек, которого она считала наглецом и невеждой, делился с ней своим печеньем, не проявляя при этом никакого гнева, просто из-за своей воспитанности и доброты.
И ей стало очень стыдно.
Но уже не было никакой возможности хотя бы извиниться перед ним.
* * *
Володя Даренко:
– Собрались мы втроем в Амстердам на три дня. Купили с собой, как полагается, четыре по ноль семь. Но таможня добро не дала – жидкости перевозить нельзя.
Не выливать же! Большую часть бутылки выпил Егор Гришин, сел в кресло самолёта и тотчас уснул.
Вылет задерживался и задерживался.
Прошло несколько часов, и предложили пассажирам пройти на другой борт.
Мы растормошили Егора и повели к выходу.
С трапа он увидел надпись «Шереметьево-2» и с сожалением изрёк:
– Надо же, три дня в Амстердаме, а ничего не помню.
* * *
В детстве Колумб рисовался мне восторженным мореплавателем, готовым отдать свою жизнь за то, чтобы достичь нетрадиционным путем Индии.