– А как же? Соловей-Разбойник – наш любимый герой. После богатырей, конечно, но они жили на самом деле…
– А Соловей-Разбойник? – стало мне интересно, что скажет об этом директор музея старины.
– Был, но только не здесь.
– А где же? – воскликнули мы с Чевычеловым почти одновременно.
– В низшем из миров, не зря тёмной силой в былинах зовётся. А Илья Муромец – воин света – истребил всю нечисть в наших местах. Потому-то ни в какие призраки не верю и не видела их, и видеть не желаю…
Распрощались с Татьяной Петровой мы уже на закате, боюсь, снова к неудовольствию её супруга.
– Вы тоже обратили внимание, Инга Николаевна, что этот и тот рисунок, в доме, нарисовал один и тот же человек? – спросил Чевычелов по дороге в гостиницу, которая представляла из себя самый обычный дом с койко-местами и, боюсь, не исключено, и тараканами…
– Заметила, – пришлось мне согласиться.
К счастью, койко-места нашлись в разных комнатах. Никого из постояльцев в гостинице больше не было. Правда, обе без дверей. Впрочем, мой спутник оказался несколько галантней, чем я предполагала, и не стал заглядывать в проём, когда я укладывалась спать, а ограничился тем, что громко пропищал на весь дом, дескать, не желаете ли вы, Инга Николаевна, прогуляться – подышать свежим воздухом перед сном?
Бродить по орошённым росой окрестностям вопреки романтичному настрою Чевычелова у меня не было ни малейшего желания, и чтобы охладить его пыл, я предложила: «Если только вернуться в тот дом…»
– Лучше мы заглянем туда завтра утром, – Чевычелов скрипнул пружинами и громко захрапел…
– Хватит спать, идём купаться на источник, – услышала сквозь сон девичий голос. Оказалось, не приснилось.
Светло-синие глаза так молодо и хитро поблёскивали из-за кружевных занавесок, что я, забравшись в джинсы и уютный пёстрый свитер, покорно пошла во двор. У окна ждала меня хозяйка дома и она же комендантша общежития.
– Меня, кстати, бабушка Прасковья зовут. Не боишься холодной воды?
Спросонья я опрометчиво ответила «нет».
Прасковья хоть и была уже преклонных лет, но стремительной, весёлой, как песня.
Мне и впрямь хотелось петь, как будто я спала до этого не ночь, а много, много лет и меня, наконец, разбудили, как царевну из сказки. Хоть и не поцелуем, но пробуждение было сказочным. Дождь, который опять же из-за крепкого сна я не слышала, оставил след тумана, и теперь мы шли круто извивающейся тропой по лесу, уже пронизанному первыми лучами-стрелами, поющему ликующую птичью разноголосицу: