Я ничего не могла с собой поделать. К исступленной давешней благодарности снова примешивалось недоверие. Антон был слишком правильным, слишком хорошим. «Поля, – осадила я себя, – рассмотри все версии, не зацикливайся на одной. С равным Антонову успехом зарезать Женю могла Альбина Львовна, хозяйка Пончика. Мотив? Затаила обиду на гаденышей, едва не изувечивших великолепную собаку, точно определила их предводителя. Наверное, она контролирует выгул своего пса чужими людьми из кухонного окна. Понаблюдала за нашими перемещениями, убедилась в том, что Женя от тебя отстал и вернулся за гаражи, приняла своего обожаемого сэра, для вида предложила тебе чаю, накинула пальто, схватила со стола кухонный нож, настигла варвара и наказала. Почему нет? Меньше всего он опасался пожилой собачницы и подпустил ее слишком близко. В отличие от тебя, Поля, мальчик не читал, что у часто подвергающих себя пластическим операциям дам, психика крайне неустойчива. Он, скорее всего, вообще ничего не читал».
Вика поражает моя потребность общаться с самой собой. Чаще мысленно, при особом эмоциональном напряжении – вслух.
– Я полагал, что это занятие приличествует людям, которым сутками не с кем словом перемолвиться, – говорит он. – А у тебя полгорода приятелей. Неужели треп настолько входит в привычку?
Я утвердительно трясу головой, мол, ужели, ужели. Не посвящать же серьезного занятого человека в интимнейший завих – только я знаю, что и как себе сказать, чтобы добиться определенного результата. Доводы остальных людей для меня всегда малоубедительны. Я выслушиваю все и начинаю думать, почему произнесено то, что произнесено. А смысл тем временем исчезает. Вот я придумала байку про кровожадную соседку и почти усмирила собственную подозрительность по отношению к Антону. Оставалось чуть-чуть дожать. И я процитировала себе строки из дневника Чуковского, мучимого в молодости жестокими бессонницами. Дескать, доводилось вам встречать человека, который не спал несколько ночей подряд и еще не зарезался? Зарезаться предлагал Корней Иванович переутомленному бедолаге, а не отравиться, не утопиться, не повеситься. Может, у Жени тоже были причины покончить с собой? На этом вопросы иссякли, ибо как-то сразу стало скучно и ясно – это не моего ума дело. Все-таки абсурд в малых дозах полезен. Вик любит повторять: «Твоего или не твоего ума дело – это личное. Для меня главное, чтобы не твоих рук».