Конечно, это не то же самое, что вольготное путешествие Седых Странников по Мировому дереву! Но всё же – лучше, чем ничего!
Так что очень скоро Гиер сообразил, что оставил неведомо кому ценнейшую вещь.
Вернувшись и найдя разнесённые по степи обглоданные зверьём кости, с уверенностью установил, что голова Сахмейки никому не понадобилась, а вот голова Странника исчезла бесследно.
Гиер был умён.
И путём некоторых логических умозаключений понял, что раз последней из этого шатра уходила Славная Мирина… А Славная Мирина не стала бы предводительницей амазонок, не будь она щедрейшим образом одарена всемилостивейшими Создателями!..
…Стало быть, череп у неё!
Гиер всегда славился проницательностью! Но напрямую не смел отнять то, к чему имел интерес. Поэтому активно поддержал Галаха, давно мечтающего взять верх над ней.
Мирина униженная, Мирина, с позором выгнанная из Тан-Амазона, стала лёгкой добычей. Теперь-то он легко мог заявить свои права на череп Седого Странника! А при необходимости и надавить на неё обвинением в покушении на жизнь Галаха, жизнь которого он, правда, сумел восстановить. Но Мирина-то об этом ещё не знала!
Покушение на жизнь жреца заслуживает смерти! – внутренне готовился к разговору Гиер. Она попалась в сети законов побережья, посвящённого Богу Смерти!
Маска скрыла его усмешку: он по привычке всё ещё именует эту женщину Мириной!
Славная Мирина, могущественная предводительница амазонок, уже стёрта с лица земли! Осталась лишь никчёмная, никому не известная изгнанница Чиста! А такому слабому существу не к лицу владеть столь сильной вещью, как череп самого Седого Странника!
Да и шатёр её был не ровня шатру предводительницы амазонок. Так, что-то среднее между жалким шалашом и не менее жалкой землянкой. Так ей и надо! Пусть знает своё место!
…Внешность бывшей предводительницы амазонок настолько изменилась за время, прошедшее с их последней встречи, что жрец оторопел.
Могучие загорелые плечи и длинные мускулистые ноги, прежде открытые любому взору, были скрыты белёсой посконной рубахой. Волосы, подобные беспокойной гриве диких кобылиц, увязаны белым платом.
Но больше всего изменилось лицо.
Оно враз постарело на много-много лет. Под глазами залегли тени, щёки ввалились. Взгляд, раньше такой прямой и открытый, будто прикрылся ставнями век, и ушёл в глубину…