Лайл собрался было закрывать собрание, как вдруг поднялась рука.
Пожилая женщина сидела прямо напротив меня; от ее платья веяло затхлостью, оно явно долгое время находилось в плохо проветриваемом гардеробе. Женщина поинтересовалась, есть ли у нее еще время рассказать свою историю. Лайл ответил, что всегда есть время для любого, кто «знает то, что знаете вы, дорогая».
Она вышла вперед не сразу. И не похоже, чтобы причиной ее неторопливости была подагра. Скорее, в глубине души эта дама и не хотела никуда выходить. Когда она повернулась к залу, мы увидели, что это не стеснительность. Ей понадобились неимоверные усилия, чтобы пересечь пространство от своего приставного стула до подиума и стать перед нами, поскольку отчетливо было видно, что женщина напугана.
– Меня зовут Вайлет Григ. Мой опыт несколько отличается от того, что испытали вы, – сказала она.
Пока она говорила эти два предложения, с ее лица пропали все краски, и только румяна проступили на щеках, словно багровые пятна от пощечин.
– Наш отец… – не сразу заговорила она и снова надолго замолчала.
Я было подумал, что она собирается прочитать «Отче наш», и даже опустил глаза долу, чтобы присоединиться к ней, но тут она продолжила:
– При жизни наш отец был тем, кого все называли «добрый человек». У него было именно такое лицо… Он так смеялся по-доброму… Он был семейным доктором в Скаухигане, где мы росли, – это значит, привозят детишек, каждому таблеточка. «Ваш папа очень добрый», – говорили нам. Но что, черт бы их всех побрал, они про него знали?
Последнюю фразу она выкрикнула в микрофон. Тот в ответ захрипел, после чего жутко зафонил.
– Как можно отличить доброго человека от плохого, если не живешь с ним, если тебе не нужно ему доверять? – продолжила она, когда микрофон угомонился. – «Добрый человек». Это же все было притворством! «Я просто поднимусь наверх пожелать спокойной ночи девочкам», – говорил он. И наша мать ни разу не остановила его. Только мы с моей сестрой… знали, кто он на самом деле.
Женщина сделала движение, и мне показалось, что она собирается возвратиться на свое место, но она лишь отступила назад и дернула головой, словно отгоняя помрачение или внезапный озноб. Когда же она опять заговорила, ее голос понизился до тревожного хрипа.
– Год назад я пыталась себя убить. Но самоубийство – это