Поди пойми.
Он не знал. Но знать это надо.
До школы оставалось еще десять дней, и ужас как хотелось на День благодарения оказаться в Копенгагене, за тысячи миль от Джорджии. Уехать, улететь как можно дальше. Хотя бы на время.
Внутри клубился сонм горьких чувств, с которыми Гэри становилось все труднее совладать. К матери он всегда относился с уважением, слушался, не доставлял ей огорчений, но вот теперь над душой тяготела ее ложь. От Гэри она требовала, чтобы он все время говорил правду. А сама…
– Ты как, готов? – спросила мать по дороге в аэропорт. – Я слышала, у вас посадка в Англии?
Отец говорил, что они сначала сделают остановку в Лондоне, передадут на руки полиции парня по имени Иэн Данн, а затем стыковочным рейсом улетят в Копенгаген.
Гэри заметил, что глаза у матери припухшие, покрасневшие.
– Ты что, плакала?
Та кивнула.
– Я не люблю, когда ты уезжаешь. Скучаю.
– Так я ж всего на неделю.
– Да уж надеюсь, что не больше.
Гэри понимал, о чем она. В разговоре на прошлой неделе он впервые фразу бросил, что не прочь пожить где-нибудь в другом месте. Не дома.
– Ничего, Гэри, – вздохнула мать. – Все образуется.
– Скажи, кто мой настоящий отец. Биологический.
Мать качнула головой:
– Не могу.
– Да нет. Ты не не можешь, а не хочешь. Вот в чем разница.
– Я дала себе зарок. Этот человек никогда не войдет в нашу жизнь. Не станет ее частью. Я совершила ошибку тем, что была с ним, но исправила ее тем, что у меня есть ты.
Эти ее словеса он уже слышал. Проблема в том, что их все сложнее разделить. И те и другие основаны на лжи.
– Даже если ты узнаешь, кто этот человек, это уже ничего не изменит, – каким-то странным, плоским голосом сказала мать.
– Но я хочу знать. Ты всю жизнь говорила мне неправду. Правду ты знала, но никому не рассказывала, даже папе. Он, я знаю, тоже не всегда поступал хорошо. У него бывали другие женщины, ты мне рассказывала. Но он мне не лгал.
Ее глаза заискрились слезами. Мать была адвокатом, выступала от имени людей в суде. Однажды он видел ее в деле о защите чести, и – своими глазами, своими ушами – с тайной гордостью убедился, какая она на самом деле может быть твердая, гибкая и решительная. Может, он когда-нибудь тоже станет, как она, юристом…
– Мне пятнадцать лет, – сказал он ей. – Я не ребенок. И имею право все знать. А если ты не можешь рассказать… откуда я произошел, то у нас с тобою может возникнуть проблема.