Они не понимают. Никто.
И все это – люди, несмотря на разговоры об эльфах.
Он прошел!
В иной мир! В другую складку Эалы…
– Да чего ты так возбудился? – лениво пропела девушка, истолковавшая перепад настроения витязя как-то по-своему. – Или накатил в уборной? А может, нюхнул?
– Я могу это пить?
– Конечно. Я же сказала, угощаю. Правда, кто девочку ужинает, тот ее и танцует. Да, рыженький?
– Скажи понятнее.
– Ну раз я тебя угостила, – ухмыльнулась девушка, – а ты согласился, ты сегодня мой. М-мой…
Тайтингиль снова нахмурился. Лучница говорила с оркской прямотой: понравилось – хватай, волоки в кусты. Он был гостем здесь, и он не отец и не брат ей, чтобы учить… и все же…
– За два бокала пива? Не мала ли цена? – раздельно проговорил витязь.
– Козел, – сказала та, встала и ушла.
Тайтингиль посмотрел на пиво. Пить расхотелось. Снова сел на диван.
Подошел официант.
– Милорд… или сеньор… или как вас там, в общем, наш хозяин сильно большой поклонник этого вашего костюмированного творчества. У стойки для вас бесплатно пиво неограниченно и крекеры, а если чего-то крепче или поесть – это уже за деньги.
– У стойки?…
Еще одно непонятное слово. А, вон та… лавка, длинный высокий стол, с которого в руки жаждущих бойко разбегались стаканы и кружки. Да и народу в трактире прибавилось.
– Благодарю.
Закрыв глаза, Тайтингиль просидел еще минут двадцать.
Следовало запомнить день – запомнить до мельчайших подробностей, чтобы затем быстро отыскать драконий камень и место.
И попытаться вернуться.
Не позднее чем через год – так сказал мудрец.
Эльф ощущал свое положение во времени и в пространстве по-своему – и движение светил, и время года. Он запомнил мельчайшие детали – это самый конец весны, граница лета, хотя в мире, из которого он уходил, готовились лечь снега. У эльфов было обозначение для каждого дня года, для каждого часа суток, для каждой фазы Луны – и они определяли такие вещи безошибочно.
И да. Это Эала. Просто иная ее складка, иная сторона.
Тайтингиль снова улыбнулся.
Встал, подошел к стойке, краем глаза заметив, что Алора уже разговаривает с двумя мужчинами в другом конце зала. Девушка нарочито громко смеялась. Когда он встал, показала на него пальцем. Засмеялись и мужчины.
Сел на высокий табурет.
Дев тут вообще было больше, чем воинов. Все они были мало или слишком ярко одеты и вели себя развязно. И это казалось непривычным, точно место, в которое он угодил, было двором непристойности, какие встречались в крупных человеческих городах. Разрисованные лица, ароматы, смешивающиеся с запахами человеческих тел, пищи и алкоголя.