- Почему не сложилось, Олечич Воиславович? – Жданка смотрела на
меня с тревогой.
- После сговора, прибежала ко мне Вербица, упала на колени.
"Олечич, откажись от меня. Не люб ты мне. Прости меня. Другой люб.
Я знаю, ты можешь не послушать меня. И я стану тебе женой, но тогда
не жди ласки от меня, объятий горячих, поцелуя Лели. Я буду детей
тебе рожать, но и только. И слова не дождёшься от меня нежного". –
Посмотрел на Жданку. – Вот так -то, Жданка, желанное дитя родителей
твоих.
- По кому же тогда сердечко её билось? По кому Леля ей чашу
сладкую дала испить?
- Был у нас пастушок один. На дудочке своей дудел. Сирота
приблудная. Вот он и надудел ей. По нему и страдала она.
- Как же так?
- А вот так. Не смог я взять её в жёны против её воли. Зачем мне
жена такая, которая на ложе отворачивать лицо своё будет? Даже
пусть тело её и мне принадлежало бы, да душа нет. Пошёл я к Туру,
так и так молвлю ему, не буду брать дочь твою женой себе. Не для
урона чести твоей говорю это, ибо не хочу Вербицу против её воли
брать. Не для того я тогда спасал её. Да и сам ты дядька Тур, разве
будешь чинить единственной дочери насилие? Любит она другого.
Понурил он плечи свои могучие. Сразу как-то состарился. Но не
стал Вербицу неволить. Взял того пастушка примаком в дом свой.
Сам-то он богатый был. Много за свою жизнь добра из походов привёз.
На вено я пастушку дал серебра. Ибо не голодранка она была, без
вено в жёны её брать. Пастушок тот, пасти коров перестал. Лавку на
приданное жены в Новагороде прикупил, да торговлишкой занялся. Я с
того времени на подворье у дядьки Тура не был три года. В походы
ходил. Выгорело во мне всё. А потом, спустя три года, пришли мы из
похода на франков, дядька Тур не ходил уже с нами, не успел я на
мостки ступить с драккара, как за мной он мальчонку прислал.
Приехал я на коне на подворье его. Принял он меня в горнице своей.
Смотрю, совсем постарел. Обнял я его. А он сидит, смотрит на меня,
а в глазах слёзы.
- Олечич, ты же знаешь, что к тебе я как к сыну отношусь. –
Говорит он.
- Знаю, дядько.
- Трудно мне говорить, но тут такое дело. Три года они живут, а
детишек всё нет. Сколько мне ещё ждать осталось? И повёл я их обоих
по ведуньям, да знахарям. – Слушал я его и не понимал, зачем он мне
говорит это? А он продолжил. – Не нравился мне этот пастушок. Да
что сделаешь, раз дочке мил он больше всего?! И тут ведуньи со
знахарками в один голос речут мне, что одна, что вторая, что
третья, зять мой пуст.