Похромала в кухонный закуток за ложкой, а когда вернулась, то
увидела, что мой пациент сидит на столе и рассматривает обрывки
кольчуги и разорванные, окровавленные остатки своей одежды.
Бледный, с прилипшими ко лбу тёмно-русыми прядями, тёмными кругами
вокруг глаз. Краше в гроб кладут. Но этому пока рано — отобрала у
Жницы очередную добычу. Прости, уважаемая!
— Ты кто? — хрипло спросил он и, заметив спящего товарища,
кивнул в его сторону: — Почему Здеслав спит?
— Спит, чтобы под ногами не путался. Скоро проснётся, а мне пока
тебе сказать кое-что надо, — протянула ему флакон. — Выпей и
послушай. Пей, я тебе сказала! А то рана откроется.
Мужчина опустил голову, провёл рукой по груди, вспомнил, что с
ним случилось, и уставился на меня.
— Как ты это сделала?
— Выпей, тогда скажу, — прибегла к шантажу.
Опрокинул в себя содержимое, проглотил, скривился и выжидающе
уставился на меня.
— Слазь со стола, садись и слушай.
Послушно, но осторожно перебрался на лавку. Я стояла рядом и на
всякий случай держала наготове заклинание левитации. Если упадёт,
то подхвачу его. Мой подопечный хоть и был слаб от потери крови, но
держался. Помог снять с себя обрывки одежды, вытерпел оттирание от
крови влажной тряпкой, но недоуменно уставился на куски полотна,
которые я достала из свёртка.
— Зачем это? Все же зажило. Рассказывай, как ты это сделала? —
голос с каждой минутой креп, наполнялся властностью.
— Была у меня в запасе живая и мёртвая вода. По наследству от
бабки досталась. На тебя всё извела, касатик. Но не хочу, чтобы
кто-то об этом знал. Потому сейчас я тебя перевяжу, а ты хотя бы
седьмицу походи скособоченно и охай почаще.
— Зачем?
— Чтобы не пришли ко мне лихие люди и не стали требовать выдать
источник. Видишь бутылочки? Они пустые. Больше нет, а где брали — о
том не ведаю. Поэтому и ты молчи. Понял?
— Понял. Получается, что ты мне жизнь спасла, — легко погладил
себя по забинтованной груди.
— Получается, — согласилась я, закрепляя полотно узлом на плече.
— Но постарайся об этом никому не рассказывать.
Как бы ни были хороши средства, выделенные мне снабженцами, но
не могли они сразу и полностью восстановить раненого. Слабость
проявлялась испариной на лбу и бледностью кожи.
— Давай-ка, касатик, ты приляжешь, — положила на лавку подушку,
достала одеяло и укрыла перебинтованную грудь. — Тебе сейчас
отдохнуть надо и сил набраться. Поесть тоже не помешает.