– Кролик… – так Эмиль прозвал свою дочь в противовес ее пристрастию к мясу, – ты серьезно на меня обиделась, поэтому не ешь?
– Ой, папа! При чем тут обиды? Я на диете.
– А я сделал тебе салат из авокадо…
– В авокадо жуткое количество калорий, – вздохнула она. – Я съем бутерброд с сыром и ветчиной, но без хлеба.
– Может, ну ее – спортивную карьеру? Будешь есть все подряд.
– А как же миллионер? Где я его найду здесь?
– Действительно, – усмехнулся, соглашаясь, Эмиль. – Кролик, пора. Ешь быстрее. Постараюсь заехать за тобой после школы, я приготовил тебе сюрприз.
Ну какой сюрприз способен улучшить настроение Симоны? Поэтому она одарила папу снисходительным взглядом и без аппетита принялась поедать «бутерброд» из ветчины и сыра. В борьбе с отцом она всегда выходила победителем. Но не в этот раз.
* * *
Алена старательно водила тушью по ресницам, сидя у стола на кухне. Мать готовила завтрак, стоя к дочери спиной. Выразительная спина мамы многое поведала девушке. Например, что отец вчера пропил деньги, слегка отметелил мать, о чем свидетельствовала небольшая ссадина на скуле, тщательно запудренная дешевой пудрой, купленной еще в правление Брежнева. По этой причине мать проснулась злая на весь мир. Покончив с ресницами, Алена начала красить ногти, положив растопыренные пальцы на стол и высунув набок язык. Мать с грохотом поставила сковородку с яичницей чуть ли не на руку дочери. Та отдернула руку и грубо выкрикнула:
– Ты! Вообще, да?
В их доме подобный тон в общении между собой был давно принят за норму.
– Могла бы сама себе приготовить! – рявкнула мать. – Только когти красишь да деньги требуешь! Веник берешь в руки раз в месяц!
– Чего завелась с утра? – огрызнулась дочь, возмущенная до глубины души. – Я, что ли, виновата, что этот козел вчера все бабки пропил? Думаешь, мне это нравится?
Козел – ее родной папа. Пока его не гонят с работы, но предупреждений получал много. Да и толку, что он работает? Деньги-то все равно пропивает. Да еще в пьяном угаре дебоширит. В основном достается жене как основному элементу, испортившему жизнь несчастному. Чем она испортила его жизнь, он бы не ответил даже в трезвом состоянии, в котором пребывает крайне редко. И как водится, в трезвом состоянии его мучает вина. Когда он трезв, оживает совесть, он плачет, просит у всех прощения, доводя домочадцев до бешенства однообразной назойливостью. Мама его прощает, наивно полагая, что он действительно одумался. А отец после акта покаяния напивается в стельку – так сказать, заливает стыд, что он унизился до последней черты перед женой. Тут же берет дивиденды с недавнего покаяния, то есть колотит кого ни попадя, но в основном жену.