Отчего то задумалась над тем как давно была в салоне красоты. Ответ нашелся быстро – «никогда». Мужчина, который сидел напротив и пил чай, заставлял Наталью чувствовать себя неуютно. Он старался быть дружелюбным, но было в образе мужчины что то, что отталкивало, и внутренний голос шептал, что надо срочно уходить. Третьякова никак не могла разобрать, то ли ее голос испугался красивого мужчину, то ли профессиональная интуиция давала ценный совет. От путаницы в голове Третьякова начала злиться еще сильнее.
– При каком лешем здесь мой брат? В Храм он свой поехал!
Сергей улыбнулся.
– Наталья. Все гораздо сложнее, чем может показаться на первый взгляд, вам все это совсем не нужно, поверьте мне.
Он вытащил из кармана гелиевую черную ручку и написал на салфетке телефон.
– Мне сдается, правда, что не примете всерьез просьбу, поэтому, если что найдете, звоните, – Сергей поднялся и наклонился к ее уху, парфюм приятно защекотал нос корицей и мускусом.
– Только никаких официальных отчетов и никаких резких движений. Я вас прошу.
Сергей прошел несколько шагов и обернулся:
– А еще за чай платите вы!
Третьякова смотрела на его спину, и думала, что все это плод ее больного воображения. Или какой-то странный сон. Надо бы поесть еще, плохое предчувствие становилось все сильнее и разливалось по телу неприятной волной.
Павел приехал к сестре из храма далеко за полночь, Наталья открыла дверь в шерстяной мужской рубашке и вязаных розовых гетрах, натянутых по колено. В ответ на улыбку брата, обронила:
– Когда я думаю, мне холодно. Кофе будешь?
Павел утвердительно кивнул.
Девушка пригласила Павла на маленькую кухоньку, заваленную грязной посудой и обертками от шоколадных конфет. За чистотой она особо не следила, собственно, как и за своей внешностью. Она налила две чашки дымящегося тягучего напитка и протянула одну Павлу. Павел с удовольствием проглотил обжигающий свежесваренный кофе. Сестре не терпелось получить объяснения.
– Что ты делал в Храме?
Павел знал, что расспросов не избежать, но и не появиться у сестры он не мог, ему самому надо было во всем разобраться, а пытливый ум сестры станет в этом хорошим помощником.
– Как думаешь, что я мог делать в Храме? Столько людей, столько горя…
– Но, должны же быть какие-то долбанные объяснения! Что ты там вообще освящал, мать твою, и крест утопил, руки дрожали?