— Вполне, — пожала я плечами. — А может, ревность. Или деньги. У нас с тобой большой выбор.
— Ага. И в добавок ко всему, ещё Руслан. Интересно, чем они его зацепили? Ты когда с ним рядом была, ничего странного не заметила?
— Ну... — я задумалась. — Вроде ничего. Если не считать, что он выкурил при мне два косяка.
— А если дело как раз в этом? Подозреваю, его отец сильно разозлится, если узнает.
— Вряд ли травка вызовет такую реакцию, — усомнилась я.
— А если там уже не травка? А что-нибудь посерьёзней?
— Даже не знаю. При мне ничего такого не было. Но вообще не исключено.
— И что нам теперь со всем этим делать?
— Понятия не имею. Надеюсь, ты не собираешься заменять собой следствие? На это у нас с тобой сил не хватит.
— Ну не скажи. Я вообще не подозревал, что мы так далеко зайдем.
— В общем, я предлагаю остановиться. Ты уже сделал всё, что мог.
— Думаю, ты права.
— Вот и отлично, — я встала, сдерживая вздох облегчения.
— Подожди, — остановил меня Вадим. — Давай заедем ко мне домой и нормально поужинаем? Отец обрадуется.
— Не стоит... Уже поздно. Мне ещё до города ехать.
— Пожалуйста, прошу тебя. Мы ненадолго.
— На самом деле, мне неудобно перед твоим отцом. Он же считает, что меня зовут Маша.
— Уже нет. Он как-то спрашивал о тебе. Я ответил, что мы общаемся. Ну и сказал, что у тебя другое имя.
— И как ты это объяснил?
— Подозрительностью к незнакомцам.
— По-моему, не очень убедительно.
— Наверное. Но отец и так всё понял.
— Что он понял?
— Когда я упомянул про имя, он мне тут же заявил: "А я сразу догадался, что девушка в беде!"
— Наблюдательный у тебя папа! — я порадовалась, что сын в этом плане не пошёл в отца. Но на поездку все-таки согласилась. Почему-то именно перед Степаном Николаевичем я чувствовала свою вину.
***
Отец Вадима, и правда, был рад.
— Здравствуй, Леночка! — приветствовал он меня, хитро улыбаясь. И больше никак не прокомментировал перемену моего имени, словно ничего странного в этом не было. Зато сразу потащил нас на кухню и тут же задействовал в приготовлениях к ужину. Сидя за столом, мужчина почти в одиночку поддерживал беседу рассказами о доме, жизни и политике. Похоже, за день он сильно уставал от одиночества и вечером испытывал необходимость выговориться. И мы с его сыном для этого подходили идеально, потому что оба предпочитали не болтать, а слушать.