С тех пор, как мы стали тылом, извозчики наши делятся на два сорта: 1) восьмидесяти – и 2) восьмилетних.
Так как правила без исключения нет, то встречается иногда и третий сорт извозчиков, соединяющий качества обоих сортов.
Это извозчики восьмидесятивосьмилетние…
Об этом последнем сорте мы много говорить не будем, потому что извозчики этого сорта вообще никогда никого никуда не везут и сидят на козлах исключительно для декоративного эффекта улиц. Везти они не могут. Им «недосуг».
Обычные же извозчики первых двух сортов везут, но при этом предпочитают ехать в ту сторону, в которую обращена морда лошади.
– Тебе куда? Туда? – показывает он большим пальцем назад через <плечо>. – Мне туда не с руки.
Увещевать его не стоит. Он твёрд.
Извозчик первого сорта – восьмидесятилетний – будет долго вести с вами предварительные разговоры.
– Ась?
– На Пушкинскую.
– Ась?
– Не знаешь, что ли?
– Это я-то не знаю! Очень даже знаю. Пушкинскую-то.
Он не смотрит на вас. Чего ему смотреть, – всё равно не разглядит. Брови у него мохрастые, как моржовые усы, глаза через них чуть пилькают. К вам направлено только старое мохнатое ухо.
– Ась? Оченно даже знаю. Пушкинскую-то. Огороды там были. И не очень чтоб давно. Лет эдак пятьдесят тому назад. Да, поди, и того не наберётся. Огороды. Как же! А то не знаю, что ли?
Он уже забыл, что сидит на козлах, и что его седок нанимает.
Ему кажется, что сидит он на завалинке и предаётся воспоминаниям.
– Огороды? Как не знать! Оченно даже знаю.
– Ну? Везёшь, что ли, на Пушкинскую?
– Восемь гривен положьте! – вдруг вспоминает он.
Дёргает лошадёнку, чмокает, тпрукает.
– Огороды? Как не знать! Вези его за восемь гривен на огороды. И чего их на огороды носит, пугалов несчастных?
Восьмилетний сорт веселее.
На вид он, положим, такой, как будто его и совсем нет. Торчит на козлах тулуп, на тулупе – шапка, сбоку рукавицы припёрты. Только ежели обойти да заглянуть пристально, так увидишь, что из-под шапки торчит круглый нос.
– Извозчик! Свободен?
Круглый нос наморщится. Это значит, что где-то там, глубоко под шапкой, деловито нахмурились брови.
Приподнимутся рукавицы, хлопнут по армяку, и страшный бас, которым разговаривают только деревенские мальчишки, и то только с лошадьми, ответит вам: