– Хорошо, полежу. А ты пока расскажи, откуда у тебя такие знания
и навыки, – придержала я за рукав своего спасителя, хотевшего было
уйти.
– Мне тоже интересно, – присел в дверном проёме Страж, отрезая
путь к отступлению. – Мы слушаем.
Мальчик посмотрел полными ужаса глазами сначала на меня, потом
на Инка и, подтянув колени, сжался в тугой комочек, дрожащий от
страха.
– Эй, ты чего? – к нему на мягких лапках неслышно подошёл
Филипп, боднул головой в плечо. – Они нормальные. Мальчишек не
едят.
Аеркныс приподнял залитое слезами лицо, увидел, кто его утешает,
побледнел и завалился на бок.
– Кажись, он сознание потерял, – растерянно пробормотал кот. И,
заметив, что я посмотрела на него с упрёком, воскликнул: – Я хотел
как лучше!
– А получилось как всегда, – закончил рес Плой, легко похлопывая
мальчика по щекам.
Видя, что пользы его действия не несут, двумя пальцами сжал
Аеркнысу губы, превращая их в трубочку, и влил несколько капель
чудодейственного бальзама в приоткрывшийся рот. Меня
передёрнуло:
– Из чего же он сварен? – мелькнула привычная мысль.
Мальчишка поморщился и открыл глаза:
– Вы меня отдадите Службе слежения? – тихо, но твёрдо спросил
он, вставая с ковра.
Показалось, что очнулся другой человек. Не тот затюканный и
запуганный, что был до приступа, а повзрослевший и решительный.
Готовый принять свою судьбу с достоинством.
– Зачем? – тоже поднялся и встал рядом Инк.
– Я нетрадиционный. Бабушка и мать, пока живы были, заклинали не
выдать моего Дара. Это бабушка так говорила – «Дар». А мать считала
проклятием. Но у неё не было способностей, а бабуля умела. Кровь
заговорить, боль унять, воспаление снять. И меня этому научила.
Правда, силы у меня ещё мало. Бабушка говорила, что это как-то с
возрастом связано. Но кое-что я и сейчас могу.
– Можешь, – согласилась я. – Скажи, мне уже можно встать?
– Да, вставай, госпожа. Хорошо бы тебе горячего выпить.
– Ну так пойдёмте вниз. Помнится, завтрак обещали.
Когда мы расположились вокруг скатерти, символизирующей стол,
Аеркныс прикрыл глаза, погружаясь в молитву. Ладони, сложенные
чашечками одна в одну на уровне груди, выражали готовность принять
благодать божью. Тело расслабленное, голос проникновенный:
– О Пресвятая мать Лавиньш, благослови детей своих, благослови
пищу нашу, дай нам от щедрот своих, а взамен прими любовь и
преданность нашу!