— Так у нас есть матрац! — радостно
заметил он, но мигом закрыл рот и сглотнул, явно поймав в своей
голове шальную мысль. — Можно и на полу, мне без разницы.
— Тогда добро пожаловать! — пожала я
плечами, чувствуя себя неловко.
Кажется, теперь я понимаю, что имела
ввиду Юлианна, когда говорила мне, что по мужчине заметно, если он
неравнодушен к девушке. Я нравлюсь ему? Даже сейчас, в спортивном
костюме и пучком на голове?! Вот прямо в эту минуту?! Я нравлюсь
ему?! Это так странно понимать….
Мы прошли на кухню, я включила
чайник.
— А у тебя уютно! — пошутил Руслан,
осматривая мою пустоту.
— Спасибо, — усмехнулась я. — У меня
и в комнате так же! — чуть освободив место на подоконнике, я стала
делать бутерброды.
Блин, даже угостить его особо
нечем.
— Так, может, я пока тебе кровать
надую? — предложил он, рассмеявшись с формулировки одновременно со
мной.
— Надуй, — смеялась я.
Беркут отправился за работу, и через
пару минут из комнаты донеслось:
— А куда кровать-то ставить?! Тут
просто мебели столько, думаешь, поместится?
А он забавный!
— Ну, попробуй вместить, — ответила
я, радуясь всё больше, что он пришёл.
И теперь не только потому, что спать
мне будет мягко. Оказывается, если Руслана не бояться — он вполне
нормальный!
Так как полотенце уже было мне не
нужно, я решила использовать его вместо скатерти. Пошла за ним в
ванную, по пути прислушиваясь к звукам в комнате. Слышно было
только свист насоса, а я, пока стелила полотенце на пол и
"накрывала на стол", мысленно интересовалась у себя, что вообще
ожидала ещё услышать из комнаты.
Когда у меня всё было готово, я
отправилась за гостем, но остановилась в дверном проёме комнаты,
зачем-то притихнув, и стала наблюдать за занятым Беркутом, который
уже успел снять с себя китель и остался в одной майке-борцовке.
Почему меня это волнует, почему я вообще обращаю на это внимание?!
И почему мне понравилось смотреть на него, когда он меня даже не
видит?!
Тихонько разглядывая Беркута, я
заметила на его правой лопатке жуткую татуировку в виде черепа, с
исказившейся, будто от невыносимой боли, гримасой. Ну и жуть!
— Это смерть? — подала я голос.
Беркут обернулся, уловил мой
взгляд.
— Смерть.
— А почему с таким лицом?
— А у неё другое лицо? — смотря на
меня своим фирменным пристальным взглядом, поинтересовался он.