Солнечный луч, прошедший сквозь оконное стекло, отблеском отразился от насмешливых, направленных на меня глаз. Я, как будто в замедленном времени, увидела и его, и кончики собственных взметнувшихся волос, с которых неожиданно соскользнула лента. А может, он за нее дернул, и я просто не заметила?
– Ну здравствуй, мышка, – усмехнулся лорд, неуловимо оттеснив меня в сторону.
Я оказалась прижала спиной к стене, а он небрежно уперся в нее одной рукой и, нависая надо мной, смотрел сверху вниз.
– Что вам нужно? – я уткнулась взглядом в его подбородок.
– Мне скучно, – подцепив кончик моей частично расплетенной косы, Кайл пропустил пряди через пальцы, расплетая ее окончательно. – А ты забавная. Самая настоящая мышка, но что-то такое в тебе есть…
Я только открыла рот, намереваясь ответить, когда он внезапно произнес:
– Развлеки меня.
И снова этот тон – насмешливый, уверенный, с отчетливым оттенком скуки.
– Я вам не цирковая обезьянка, – процедила, с трудом сдерживаясь от того, чтобы не высказать все, что думаю.
– Конечно, нет, – склонившись чуть ближе, согласился феникс. – Ты мышка. Серая храмовая мышка, у которой нет ни нормального дома, ни семьи. Ни происхождения, ни богатства, ни даже выдающейся внешности. Но тебе дважды повезло, мышка. Ты попала в Институт, и риах знает, чем, но привлекла мое внимание. Пожалуй, я не прочь уделить тебе немного времени. Ну же, – в направленных на меня глазах плавилось золото. – Я не обижаю мышек. Если мне понравится, даже щедро вознагражу.
Не знаю, что отражалось на моем лице в этот момент. Не знаю, предполагал ли Кайл Снэш, что сделает «мышка» в следующую секунду.
Возможно, разумнее было сдержаться. Но внутри все буквально вскипело от возмущения и гнева, и я, ведомая порывом, с размаху влепила ему пощечину.
Да, возможно, сдержаться было бы разумней. Но я ни о чем не жалела – ни в тот момент, когда на светлой коже отпечатывался красный след моих пальцев, ни когда феникс, словно не веря сам себе, коснулся щеки.
На несколько коротких мгновений в его взгляде отразились изумление и неверие. Он в самом деле даже мысли не допускал, что кто-то может ему отказать, особенно какая-то безродная девчонка. В эти короткие мгновения расплавленное золото, что плескалось в глубине его глаз, постепенно затапливало всю радужку. Застывало, превращалось в стылую стужу и холодный, режущий свет.