Чернолунница явно бредила, что-то
бормоча, да и пацан в моих руках как-то притих, даже не стонал уже.
Неужели задели его?
– Муж мой родимый, – послышалось от
Эвелины, её ладонь нежно погладила мне щёку, – Я твоя, возьми
меня…
– Уже… уф!.. бегу… потерпи только! –
просипел я в ответ, чувствуя, что лёгкие уже сдают, – Держись!
А в груди у меня и вправду будто
раскалённый огненный Вертун поселился. Дышать было нечем, мышцы на
пределе, и второе дыхание мне даже не светило – я слишком
перенапрягся, да и Василий тот ещё боец. Если бы не «вытяжка», мы
бы свалились ещё там, у лестницы.
– Не позволишь… остаться мне… девой,
не познав сладострастия… плод… – Эвелина стала распевать какую-то
песню, но её голос слабел, – Будешь ты, мой избранник, кто первый…
кто… когда… суд Незримой… войдёт…
Я чувствовал, как Эвелина обмякает, и
её кровь, стекающая мне по шее, уже давно не горячила и не била
резвым ключом.
– Да чтоб вас, псы вы толчковые! – я
попытался прибавить шагу.
И словно в насмешку надо мной,
решившим, что хуже быть не может, в огромных туннелях впереди
показались всполохи света и запрыгали, приближаясь к нам. Шестое
чувство сразу подсказало, что это точно не праздничная процессия с
факелами.
Внутри меня что-то потянулась к этим
скачущим в черноте огонькам, и я уже знал – это «угольки»,
порождения Красного Вертуна, собакообразные монстры…
«Угольков» было двое.
Помойники, которые уже входили под
своды одного из туннелей, словно подломились, когда звери с
огненными гривами налетели на них и стали рвать. Сразу запахло
палёной плотью.
Я почуял, как поднимается злость с
самых глубин души. А Красная Луна в небе так и светила, подкрашивая
всё вокруг кровавым цветом, словно помогала разжечь ярость.
Выбора нет, Тим.
Я без особых церемоний сбросил
Эвелину и побежал вперёд, сплетая пальцы в особый якорь. Нож против
этих тварей бесполезен, а сабли или магострела у меня нет.
Адские звери, убитые мной в степи
возле Маловратска, были меньше. «Угольки» же, появившиеся из-под
Каменного Дара, были гораздо крупнее – матёрые, напитавшиеся кровью
наркоманов-помойников за эти годы.
– Ярость пса! – крикнул я.
Мой голос так и повис в ушах,
превратился в гудение, а потом в протяжный вой. Вот я бегу уже не
на двух ногах, а скачу на четырёх мощных лапах.
Загривок горит, разжигает мою ярость.
Я чувствую, как ярость хлещет через край, стекает огненной слюной с
моих клыков.