Внезапно открылась капсула. Это что,
уже два часа прошло? Да нет, быть того не может!
– Евгений Георгиевич, уже восемь
часов. Столовая открылась. Вы бы сходили позавтракали. А то
проснулись-то давно… – После слов Александры Олеговны желудок
словно проснулся, издал протяжный вой, заставив меня немного
смутиться. – Вот видите, ваш живот со мной солидарен. Идите в
столовую и срочно порадуйте себя чем-нибудь вкусненьким.
По пути мой живот возмутился ещё пару
раз, едва не распугав окрестных птиц и пару местных котов. Столовая
приветствовала меня вкуснейшими ароматами молочных каш и омлета. Не
став заморачиваться, набрал себе всего по порции, ещё прихватив
запеканку и оладушки со сметаной. Когда я расправлялся с последним
представителем выпечки, в столовой появился Толик. Он за последние
несколько дней осунулся, похудел, появились мешки под глазами. Еду
он накладывал, не выбирая, брал первое попавшееся. Переживает,
похоже… Внезапно это подтолкнуло меня к мысли: почему я не
переживаю? Ведь деда я любил, а со смертью его смирился практически
сразу. Не было этого периода самобичевания, посыпания головы
пеплом, да и просто траура у меня как такового не было. Почему?
Неужели я такой плохой внук? Почему я принял это как данность, влез
в какую-то игру, начал там ерундой страдать, где мои эмоции? Что со
мной не так? Ведь прошло всего ничего – полтора месяца, а я уже и
думать забыл о том, что умер мой самый близкий, а по сути, даже
единственный родной мне человек. От этих мыслей мне стало не по
себе. Может, я и правда ненормальный какой-то?
Толик опустился с подносом за
соседний стол. Я пошёл за добавкой. Трёх порций каш и одной омлета
явно было недостаточно. Взяв ещё порцию рисовой каши, запеканку и
оладушки (уж очень они замечательные), присел к Толику. Тот ел
молча, жевал, почти не глядя, да и не пережёвывая толком. Глотал
еду почти как утка.
– Толик, ты себе желудок
испортишь.
– А? Что? – внезапно встрепенулся
тот, и его взгляд сфокусировался на мне. – О! Жендос, а ты как тут
очутился?
– Присел, вот и появился, – немного
грубовато вырвалось у меня, но я поспешил исправиться: – Ты где
витаешь-то? Ты же ничего вокруг не видишь, небось даже не знаешь,
какую кашу сейчас лопаешь!
– Кашу? – Он растерянно посмотрел в
тарелку. – Действительно, каша. Овсянка, надо же… Никогда не любил
овсянку… А мама в детстве всегда меня ей пыталась накормить,
говорила, что это самая полезная каша.