Миссис Хемингуэй - страница 4

Шрифт
Интервал


Кстати, тогда Файф тоже отдыхала с ними, хотя в тот раз все выглядело вполне невинно. Хэдли уверена или почти уверена, что тогда между ними ничего не было. Все случилось позже. Катастрофа. Возможно, весной. Сестра Файф Джинни с датами никогда не дружила. Но теперь, когда Эрнест и Файф стали любовниками, воспоминание о трех счастливцах, загорающих под солнцем Памплоны, казалось безнадежно испорченным, словно поцарапанный ржавым гвоздем капот новенькой машины. Как мог Эрнест так равнодушно пустить их брак под откос? Хэдли улыбается сама себе: «Вздыхаешь, как глупая домохозяйка из глянцевого журнала!» Она ни за что не призналась бы Эрнесту, что почитывает на досуге подобные истории. Хэдли бросает ему из ванной купальный костюм, ставший за ночь жестким.

– Давай, Эрнест. – Вслед за костюмом показывается ее рука. – Пошли, пока не очень жарко.

Эрнест неохотно выбирается из кровати и молча одевается. Под плавками белеет пятно – единственное на загорелом теле, и ей больно видеть, до чего он красив. Хэдли запихнула полотенца в пляжную сумку вместе с книжкой (роман э. э. каммингса[2], который она безуспешно пытается читать) и солнечными очками, глядя, как Эрнест натягивает вчерашнюю одежду.

Вот он взял яблоко с буфета, подержал на раскрытой ладони. На террасе, рядом с лавандой в терракотовых горшках, на веревке висит купальник Файф. Он покачивается, ожидая прикосновения ее рук, движения ног, мягких кивков головы. Хемингуэи проходят мимо ее двери. Облаченные в «форменные» – все на Ривьере их носили – полосатые купальные костюмы, рыбацкие кепки и белые шорты, они тихонько ступают по гравию, чтобы не разбудить ее. Словно это они, мистер и миссис Хемингуэй, и есть тайные любовники.

2. Париж, Франция. 1925–1926

В конце концов голубков разоблачило письмо.

Хэдли и Файф с самого начала много переписывались. Они называли друг друга нежными прозвищами и писали о всяких мелких неприятностях, с которыми может столкнуться американка в Париже. «Ты не ошиблась, mon enfant[3], когда обратила внимание, что в моем письме сквозит грусть», – писала Файф. Дальше шел пространный рассказ о том, сколько ей приходится работать в своем «Вог», или какой у нее случился скучный флирт, или как она напилась, а может, и до сих пор пьяна, и сидит теперь, стучит по клавишам машинки, что стоит на кабинетном рояле в ее квартирке на улице Пико.