– Уж он у меня и побегал, этот Рануччо! Ни дать ни взять боров! Боров, обожравшийся желудей! – похвастался Марио.
Ах да, Рануччо! Теперь Караваджо все вспомнил. Вот кому он вчера проиграл в мяч! Не самый сговорчивый кредитор…
Слуга отступил в темноту кухни. Раз уж судьба послала ему Онорио, понял Караваджо, о работе сегодня можно забыть.
– Пьетро! – крикнул он. – Ладно уж, неси свою рикотту!
Они подошли к столу неподалеку от кухни. Караваджо охотно занял бы скамью у стены, но на нее уже скользнул Онорио, одним глазом поглядывавший на дверь: даже упившись вусмерть, он не терял бдительности.
Караваджо выбрал табурет в темном углу.
– Я искал Менику, – сказал он.
– А я ее только что видел, – вспомнил Онорио. – С рифмоплетом Гаспаре, твоим восторженным почитателем.
– У меня появились такие поклонники, по сравнению с которыми Гаспаре – мелкая рыбешка.
– Нюхом чую выгодный заказ! Скажешь, нет?
Пьетро поставил на стол тарелку рикотты и положил хлеб из муки грубого помола. Онорио развернул маслянисто блестевшие листья, в которых созревал сыр, понюхал, спросил вина и разломил каравай.
– Ага, заказ. И мой новый почитатель уже прикидывает, как бы выманить мои прежние картины у нынешних владельцев.
– Господи Иисусе, неужто тебя представили Его Святейшеству?
– Почти угадал, – улыбнулся Караваджо. – Кардиналу- племяннику.
Онорио разломил хлеб на три части и протянул ломти Марио и Караваджо.
– Остерегайся, Микеле. Он опасный человек. Хуже того, он любитель искусства.
Марио захихикал и поперхнулся вином. Онорио хлопнул его по спине. Марио высморкался на пол и снова взялся за хлеб.
– Я не шучу, – сказал Онорио. – Кардинал Боргезе уже назвал кавалеру д’Арпино сумму податей, которую тот якобы задолжал. И предложил в уплату долга передать ему свою коллекцию картин. Грабеж средь бела дня.
– В таком случае мне повезло, что я себе ни одной не оставил.
– Пьетро, принеси свечу, ради бога, – темно, хоть глаз выколи, – Онорио сплюнул в угол. – Но и у тебя есть что украсть.
– Мой талант? Свободу? Брось ерунду молоть.
– Твою жизнь, Микеле. Этот племянничек держит ее в своем цепком кулачке. Уж эти холеные пальчики свое возьмут, будь уверен. Окажешься у него в руках – не вырвешься. А если вырвешься, то перьев потеряешь немало.
– Я свою жизнь и сам загублю. Мне для этого папская помощь не требуется.