Другой эпизод. И опять лица, расползающиеся вкривь и вкось… Парни – Дима и Костя кормят с рук лохматого медвежонка. Овсяным печеньем. Медвежий ребенок осторожно берет мягкими губами печенюшку, чавкает и урчит. Я тоже хочу покормить мишку. Но мне нельзя. Меня еще не посвятили в туристы. И грезится туристическая еда, намешанная в котелке. По условию требуется проглотить мерзкую массу. Ох! Вряд ли я смогу. А значит, не быть мне туристом никогда. Я чувствую, как сильно меня мутит. До критической точки остается один шаг.
Меня одолевали галлюцинации, или короткие сны, перепутанные с явью. На стене напротив висела картина. Сосны и дорога, освещенная солнцем, ведущая вглубь леса. Раньше я перед сном всегда с удовольствием разглядывала сюжет в рамке. Место казалось мне невероятно знакомым. Сейчас в пейзаже я узнала Седую Заимку. Но отчего-то геометрия стены и картины была нарушена. Или репродукция весела криво? Надо встать и срочно поправить. Тем более что с полотна меня уже звал к себе Алексей… И нестерпимо захотелось ступить голыми ногами на залитую солнцем дорогу, утопить ступни в пыли, как в мягком ворсе ковра, и очутиться в болеутоляющих Лешиных объятьях. Я с великим трудом отняла от подушки тяжелую, как гиря, голову, но подняться так и не смогла.
Родители, как и обещали, вернулись только под вечер. Я, совсем обессилившая от жара, через пелену фантасмагорических видений, непрерывного стука в голове и шума в ушах, слышала, как они ругались.
– На черта мы только поехали? Ребенка больного одного бросили. Это все ты! Тебе ж непременно надо было все места посетить, где Владимир Ильич отметился…
– Сама же говорила, надо поклониться истории, чтобы совесть потом не мучила.
– Как раз теперь-то и мучает. Дочь с температурой под сорок одна весь день пластом лежала, а мы в это время по каким-то вшивым горкам лазали.
– Я же не знал, что все эти шалаши и горки – чистой воды охмурение доверчивых граждан, – оправдывался папа.
Стоп. Где-то я это уже слышала. Нынешней ночью я узнала об удивительной особенности местных жителей. Здесь каждую горку, каждый выступ, каждую впадинку нарекают именами, а потом объект непременно обрастает легендами.
– Ты будто Ильфа и Петрова не читала. Там такие же идиоты, как мы, рвались своими глазами на пресловутый.