Петербург был прекрасным городом, но он не был Москвой. День за днем Катю что-нибудь да приводило в чувство, стоило ей ненадолго забыть, что ПМЖ в этом городе она обрела не по своей воле. Выходя из квартиры на прогулку, она неуверенно делал один шаг, другой, третий… долго и трудно решая, куда ей направиться. Захотев выпить кофе, тратила уйму времени, заглядывая в окна кофеен — так она искала, в какой из них ей понравится настолько же, как в любимой кофейне в родной Москве. Тогда Катя не знала, что столь же любимых мест уже не найти.
Какими бы чудесными, уютными, красивыми ни казались питерские заведения, они не обладали теплой и родной атмосферой, что ткалась из памятных счастливых событий, веселых встреч с друзьями, повседневной, предсказуемой от и до рутины. Каким бы близким и любимым ни казался ей этот город в каждую из коротких туристических поездок, после переезда он вдруг стал ей чужим. Она двадцать девять лет прожила в Москве и не была готова ждать еще три десятка лет, чтобы почувствовать себя в Питере своей.
Едва ли она даже спустя столько лет сумела бы забыть, что в Петербург ее сослали. Вынужденно. Желая защитить. Спасти ее карьеру. Но ссылка оттого не переставала ссылкой быть. В питерском филиале никто не ждал Катю с распростертыми объятыми: и без нее хватало молодых и перспективных.
Наставники и наставницы, испытывавшие хотя бы скупую привязанность к своим стажерам и уже вполне самостоятельным юристам, к ней, ожидаемо, относились с холодным безразличием, а то и с кичливым ожиданием — она видела иногда на лицах вопросительное: «Ну? Докажи, чего ты стоишь, никому здесь ненужная москвичка».
Катя доказала. Одна, без поддержки и связей, без возможности по-настоящему посоветоваться с коллегами или просто поговорить. Первый выигранный процесс любители сплетен о причинах ее перевода могли списать на везение, на слабо проработанную позицию другой стороны; второй, третий, четвертый — тоже, но затем принижать ее профессионализм стало невозможно. Меньше чем за год Катя донесла до всех одну простую мысль: она своего места достойна как никто другой.
Тогда ей пришлось нелегко, даже несмотря на то, что в профессиональное плаванье она отправилась около семи лет назад. Нельзя было недооценивать уровень ее прежней защищенности: Москве с самого начала долгого и трудного пути ее окружали люди, на которых она могла — или думала, что могла, — положиться. Аверинцев, который сделал из нее настоящего юриста, Юра — ее единственный и самый верный друг, Денис… обернувшийся слабым звеном в этой цепи.