Бушую я, значит, себя от ярости не помня, как вдруг из спальни
выползает заспанный хозяин… Да с таким амбре, что мухи на лету
падают. Вылез, глаза таращит, на меня глядит… Ну, и я растерялся:
не ожидал я, что тот дома-то окажется. Так и стоим друг напротив
друга, да в гляделки играем. Он смотрел-смотрел на комнату-то
разгромленную, да вдруг как зарычит, да на меня бросился. А я
напрочь позабыл, что нож у меня в руке. Ну и вдарил ему изо всех
сил. И еще раз. И еще… Очнулся я, когда тот боров уж на полу
валялся да хрипел.
Ломанулся я оттудова, как мог. Домой-то прибежал, и только потом
сообразил, что искать меня сперва дома станут. Ну, я ноги в руки да
к товарищам. Обсказал им все как было, да спрятать меня попросил.
Те поворчали, конечно – с мокрым делом связываться никому не
хотелось, но все ж таки укрыли. А спустя пару дней пришел дядька
один, которому мы ворованное сплавляли, да велел мне на фронт
топать – коль выживу, война все спишет, а коли нет – так тем более.
Мужик-то тот живучим оказался, да с памятью хорошей… Так я и сбежал
на фронт в неполные шестнадцать лет.
Перед капитаном стоял обросший, оборванный долговязый мальчишка,
и злобно глядел на него исподлобья.
– Ну? Чего молчишь? – устало спросил капитан.
– А чего говорить-то? – зло, сквозь зубы ответил пацан. – Нашто
с танка вытянули? Я фрица бить хотел, а меня к вам притащили, –
проведя под носом рукавом, мрачно сдвинув брови, удосужился выдать
он.
– Лет тебе сколько, боец? – устало подперев рукой голову, тяжело
вздохнул капитан, успевший уже насмотреться вот на таких героев от
четырнадцати до восемнадцати лет, которые сбегали из дома на фронт,
и гибли здесь из-за своей глупой отваги.
Капитан ни на йоту не сомневался в ответе пацана, и только
взгляд мальчишки – недетский, обозленный, неверящий – до сих пор
удерживал Николая Егорыча от того, чтобы засунуть его в ближайшую
идущую в тыл машину и там сдать на руки милиции – пускай они с ним
разбираются да домой возвращают. Вот только будет ли толк? Судя по
взгляду, этот зубами глотки рвать станет, но домой не вернется.
Что-то видел? Кто-то из близких погиб?
– Восемнадцать, – с вызовом процедил пацан, испытующе глядя на
капитана колючим взглядом.
– Паспорт потерял? – с усмешкой глядя на этого ершистого
воробья, хмыкнул Черных.