Теперь почти каждую ночь мне снились странные сны. Разрушение
первой части подавителя в той или иной мере повлияло на всех
темных. По ночам меня терзали различные сценарии конца света,
который непременно произойдет по моей вине. А днем настроение
постоянно колебалось от отметки «жизнь прекрасна» до «убью их всех,
чтобы не мучались».
Кэролайн оказалась права. Уцелевшая часть артефакта теперь
работала с перебоями, ему не хватало мощности, чтобы подавить всю
существующую темную энергию, которая распространялась по нашему
королевству волнами. Хуже всего было темным женщинам, которые до
разрушения находились на грани срыва.
Аника вернулась в академию через месяц после разрушения
артефакта, и от ее цветущего вида и приторной улыбки, которой она
одаривала Эйдена, становилось кисло на душе. Но уже через неделю ей
снова стало хуже. На обеде Нил рассказал, как стал свидетелем ее
драки с подружкой. И с его слов это очень напоминало произошедшую
между нами с ней стычку, когда она чуть не сорвалась. Услышав это,
Эйден сразу же подорвался и побежал на помощь своей будущей жене,
совершенно не заботясь о том, как это выглядит со стороны.
Я проглотила этот плевок в душу, приправляя все это понимающей
улыбкой. Он так и не рассказал мне о том, что помолвлен. А я больше
не поднимала эту тему. Зачем? Теперь я хорошо усвоила, где мое
место. И оно точно не рядом с Эйденом Эйром. Осталось продержаться
еще немного, играя роль его девушки, и я буду свободна. А он пускай
себе хоть десять жен заведет, главное, чтобы подальше от меня.
Но ни ужасные сны, ни блуждающая тьма, ни предательство Эйдена
не шли ни в какое сравнение с другой проблемой. Эта проблема за
последние три года заметно раздалась в плечах и нарастила все
нужные мышцы, черты лица еще больше заострились, а блеклые ранее
глаза стали ярко-голубыми.
Райнер Эйр повадился посещать мои сны, словно ежедневных
преследований ему было мало. Куда бы я не пошла, постоянно с ним
сталкивалась, а если не сталкивалась, то обязательно ощущала на
себе его внимательный взгляд. Первую неделю я дрожала каждый раз,
когда ловец с въедливым выражением лица, обращался ко мне напрямую.
Постоянный страх разоблачения окончательно испортил мой сон и все
попытки преуспеть в учебе.
Но постоянно жить в страхе невозможно. В очередной раз гоняя
нашу первую встречу в голове по кругу, я пришла к одному
единственному выводу: даже если он что-то подозревает и каким-то
образом помнит приютскую оборванку, которую видел от силы пять
минут три года назад, то все равно не сможет ничего доказать. А
свои домыслы пусть держит при себе.