Борис Семенович согласно кивнул.
– А что, это дело. У меня сегодня все одно больше пациентов не будет. Наливай.
Спустя час Борис Семенович согласился на двадцать процентов. Мужчины скрепили соглашение рукопожатием, что, по какой-то давней традиции, для врача имело определяющее значение. После приступили к выбору объекта.
– Ммм, итак – сказал, уже совсем заплетающимся языком, заслуженный педиатр. – Ребенок, он же должен это, из отказников быть, чтоб родителей нема. И больной. Ага?
– Да не обязательно, чтоб больной – вступила Маргарита Степановна. Может просто выглядеть больным. А уж диагноз ты ему сам пропиши. Позаумней что-нибудь надо, чтоб люди верили.
– Больной… Здоровый… Эх, что ж не сделаешь ради мзды? А все почему? Потому что медицину у нас прос-ра-ли – резюмировал Борис Семенович. – И такой честный, любящий свою работу врач, вынужден за сущие гроши, да… За копейки – идти на подлог… Ох, ребята. Все это наше государство проклятое. – с этими словами любящий работу врач потянулся к очередной стопке, однако был грубо оборван Маргаритой Степановной:
– Борис! Хорош бухать! Давай с ребенком определяться, потом хоть спирт свой весь выжри!
Борис Семенович поднял кривой указательный палец и назидательно произнес:
– Экая ты, Ритка, глупая. Нельзя выжрать то, что давно уже выжрано!
Слегка покачивающийся Иван Сергеевич, шатающийся, аки медведь в зимнем лесу, Борис Семенович, и трезвая, злая, но целеустремленная Маргарита Степановна, стояли у входа в больничную палату. Педиатр давал последние указания:
– Значится, так. Мальчик здоровый, но рахит. Не кормили его, менты на улице подобрали, он листву подгнившую ел. Они его в детдом, а оттуда к нам – он весит, как пудель карликовый, думали, умирает. Ан нет, живучий, выходили вроде его медсестрички наши. Но худоба осталась, и волосы не растут. Выглядит, как типичная онкология. Плюс, не говорит – мутизм у него, хрен знает, что с ним было.
– Мутизм? Он что, мутант?! – удивился Иван Сергеевич.
Даже в чрезвычайно пьяном состоянии Борис Семенович умудрился посмотреть на Ивана Сергеевича настолько уничижительно, что тому неловко стало.
– Сам ты, Ванечка, мутант. Мутизм – это когда человек говорить отказывается. Последствие пережитой травмы. Мало ли, что там с мальчиком стряслось.
– То, что он не говорит – это же хорошо! – восхитилась Маргарита Степановна, – он же ничего не скажет против! Так даже лучше! Пойдемте, посмотрим его!