Ах, как мне хотелось тогда постичь эту великую науку! А девочка рядом со мной все шептала мне на ухо, все просила не торопиться. Я не запомнил ни ее имени, ни ее лица, только долго еще стояли перед глазами обнаженное плечо и, словно спелое яблоко, маленькая правая грудь. Когда все случилось, я был разочарован – где же то, о чем так сладостно рассказывали более опытные товарищи?
И долго еще не понимал, что наслаждение – это процесс, который требует тишины, сосредоточенности и красоты, но даже тогда не обязательно, что оно означает любовь, потому что это чувство – штука редкая и не для каждого возможная.
Напоследок я побывал в Балаклаве, в советское время там, на секретной станции, тренировали дельфинов в военных целях – надевали на них специальные шлемы с длинными острыми иглами и приучали подплывать к людям и тыкать в них этим острием. Видимо, так думали бороться с подводными пловцами врага.
Там я встретился с Катькой и всеми правдами и неправдами сумел перевезти ее в Москву, спасая от темных секретных дел.
Не знаю, как и обозвать то состояние, что охватило меня в этом трамвае – если это был сон, то очень странный. Потому что тело мое ничего не чувствовало, словно пребывая в невесомости, а глаза были открыты, но ничего не видели вокруг.
Как-то по осени на даче Костика, в сауне, я, смущенно посмеиваясь, пересказал ему про такое же трамвайное наваждение, но друг мой закадычный смеяться не стал и вроде даже протрезвел. Константин был не только свой в доску парень и навсегда товарищ, но и светило в странной науке сомнологии, поэтому знал все про всякие сумеречные состояния. Выслушав мою историю, он объявил, что это похоже на состояние измененного сознания, и утром поволок меня в свой институт, где заставил пройти всякие тесты.
Ничего мутного и опасного во мне не нашли, но друг еще долго приглядывался ко мне недоверчиво.
8
Вышел я из трамвая остановки за три до дома, зашел в винный, взял полугара, любимого, ржаного, потоптался у сигарного отдела, мечтательно вдыхая терпкий запах табака, но так и не решился развязать. Курить, а потом и выпивать пришлось бросить сразу, как начал заниматься с Катькой – она, словно хороший гаишник, чуяла запахи за версту и жутко обижалась.
В сетевом взял закусить всякого разного, прошел мимо зеркальных окон ресторана, который обещал кусок мраморного мяса за половину дневной институтской моей зарплаты, мимо поваров-узбеков в черной униформе, сидевших у задней двери на корточках, совсем как в родном кишлаке, и направился к дому по дворам, где все было и оставалось прежним.