– Все, наездились, – встряла Клаудия, будто ожидала подходящего момента, – поглядите хорошенько на дом-то родительский, может статься, в последний раз. Ну ладно мы с Патришей, девки-бесприданницы, но тебя-то она за что так обидела, а, Маурицио?
Маурицио усмехнулся, посмотрел на сестру сквозь прищуренные глаза.
– Почму я дожжен обижаться, Кла? Как гворится, кто подождет, тому жажду Господь утолит3. Жаль во ток што не всем ждать нравится, бошшинство идет на компромисс.
Слово «компромисс» он протянул, отчаянно картавя, и положил указательный палец над верхней губой – намек на усики Дидье.
Клаудия часто заморгала и как-то вся сдулась:
– Дурак. Сам не знаешь, чего несешь. Вон какой здоровый вымахал, а до любви не дорос.
– Зато другие драсли, – парировал брат, – метр девянос пять сплашной лювви! – Он сделал паузу, двигая вверх-вниз бровями, и продолжил: – Вопрос ток, што он так сильно лювит – чеки, кредитки, а мож налишные?
Шарик Клаудиного негодования снова надулся.
– Что же вы все к нему привязались-то, а? Если так сложилось, что нет у человека денег, с ним уже и поделиться, что ли, нельзя? Что тут плохого-то? Какая разница, я вас спрашиваю, синьор это или синьора? – взвизгнула она и уставилась на Анну.
Для Ясинской как раз разницы никакой не было. Сама она очень была недовольна своим вынужденным иждивенством, но пока ситуацию изменить не могла. Черт, неожиданно дошло до нее, Клаудия ее считает женским аналогом жиголо!
А та распалялась все больше:
– Вы просто нам завидуете, вот что! Вам поперек горла, что мы живем как хотим, для себя! И никто нам не указ!
– Ладно, не кипятись, мы только хотим, чтобы ты была поосторожней! – миролюбиво попросила Патриция.
Но жестокосердный насмешник не сдавался:
– По нногочисленным просьбам исполняется песня Депеш Мод «Strange love»4. Посвяшшается дорошшим до лювви!
Он вскочил и, пританцовывая, затянул:
– There’ll be times, when my crimes, will seem almost unforgivable5.
Неправда, что в каждом мужчине прячется мальчик, – в Маурицио жила целая несовершеннолетняя банда на все случаи жизни. Может, поэтому он и стал детским хирургом. Хотя Роберто говорил, это он назло, чтобы только не быть, как старший брат, дельцом. «Никак из подросткового кризиса не вырастет, – сокрушался муж, – все протестует. Даже на плебейском диалекте говорит, чтобы Патрицию позлить, клоун».