– Есть такое оружие, – заметил самый старый из воинов, Тимофей, которого даже князья из уважения не называли Тимохой, вот уже лет десять. – Тяжелый самострел – артабалет. В поездки вроде нашей его не берут, неподъёмный уж больно, да и в походы отправляясь, редко таким оружием запасаются. А вот со стен осаждённых бить из него в самый раз. Даже тяжёлый доспех божьих дворян прошибает навылет. Только вот заряжать такое чудо – два-три человека надобны.
Тимофей задумался.
– Кто бы это мог быть? – спросил он. – Разбойники с таким оружием не шастают, нечисть тем более. Врагов в этих местах у нашего князя нет. Странно всё это.
– Может вернуться, посмотреть? – предложил Румянец.
– Не нужно, – возразил старшина. – Враг, кем бы он ни был, в князя метил. Уж не в нас с тобой точно. А второй раз может и не промазать.
– Да может, он и сбежал уже, – боярский сын не хотел уступать в споре простому воину, пусть тот вчетверо его старше и в сорок раз опытней.
– Ну, а если сбежал, то тем более делать там нечего, – рассудил Тимофей.
– Пожалуй, – согласился со стариком Борис, – тем более дело у меня такое, что в стычки вступать не следует. Мало ли что.
До Мурома от старого городка рукой подать. За Ушной места пошли обжитые, пошли крупные сёла, дорога оживилась и выглядела совершенно безопасной. Остаток пути проехали молча, даже Румянец заткнулся, переживая случившееся – погибни княжич и его службе конец.
На Бориса накатил запоздалый страх, но с ним он справился быстро – чего уж теперь бояться – зато стал размышлять, кто бы это мог зло замыслить? Его посольство в Муром держали в строжайшей тайне. Знали, о нём кроме братьев и отца лишь несколько ближайших бояр, да все те, кто ехал сейчас с ним. Ради тайны и путь необычный выбрали. Не по Оке на корабле, как принято всеми и весьма удобно, и даже не Берёзопольем и далее мордовскими землями, как короче, хотя и опаснее, а большим крюком через Гороховец, по самой кромке владимирских земель. Так что если кто и приметил отъезд княжича, то в сторону Владимира, никак не в Муром.
В предательство кого-то из бояр поверить трудно, невозможно даже. Отец только в прошлом году учинил основательную перетряску своего окружения. Несколько лет без суеты, по-тихому, вызнавал, кто из бояр и дворских, какому из соседей доносы шлёт, кто рот на замке держать не умеет, болтает лишнего под хмельком или хвастовства ради. Пока вызнавал, пальцем никого не тронул, но подозреваемых к важным делам не допускал. А вот как пришло время в Нижний Новгород переезжать, да государство новое поднимать, тут и началась потеха. Всех подозреваемых разом, в одну-единственную ночь похватали княжьи слуги. Вырывали из постелей тёплых от жён да жёнок, из-за столов вытаскивали с затянувшихся гульбищ. Никто ни пикнуть не успел, ни весть подельникам возможным подать. Константин Васильевич дело не затягивал, той же ночью устроил судилище. Как водится, скорое, но справедливое. Иных, кто просто по глупости болтал, по неосторожности, он прогнал только, по мелким городкам разослал; иных, кто за серебро изменил, без жалости приказал казнить. К утру Константин Васильевич имел верные и надежные, как ни у одного князя, боярскую думу и двор. Так что бояре исключаются. Дворские, если кто из них и прослышал о посольстве случайно, исключаются тоже. Напуганы они лет на десять вперёд.