Не втиснуть жизнь в четыре строчки… - страница 8

Шрифт
Интервал


И душа так встревожено и безнадёжно
Кобылицей стреноженной рвётся в ночное…

Душа, что больше не горит…

Меня ударило так больно
Твоё пронзительное «нет!».
Я ощутил себя невольно
Пустою пачкой сигарет…
Так сиротливо и натужно
Сквозь вечер сеет летний дождь.
Мне дважды объяснять не нужно,
Что больше ты меня не ждёшь.
За то, что песни наши спеты,
Себе лишь выпало пенять.
И дым последней сигареты
Не в силах боль мою унять.
До фильтра выпитый жестоко
Окурок, как метеорит,
Летит в решетку водостока
С душой, что больше не горит…

Любовь слепа…

Любовь слепую встретил я однажды.
Юна была она и так чиста.
Брёл я «пустынной» жизнью, но от жажды
Она меня спасла… и красота!
В меня влилась живительная сила.
пЬянея от душевных перемен,
«Спасибо!» ей шепнул, но не спросила
Любовь святая ничего взамен.
Её, слепую, в платьице убогом,
Послал мне Бог тем давним сентябрём.
А попросил Любовь я о немногом —
по жизни быть моим поводырём…

Август

У реки возле брода
На копне я разлягусь,
Где муар небосвода
Чертит звёздами Август,
Где туман осторожно
Мне щекочет дыханье,
Где успеть невозможно
Загадать мне желанье…

Межсезонье

Людмиле Королевой.

Август, дней отсчитав двадцать восемь,
Подарил нам Людмилы рожденье.
Межсезонье – не лето, не осень,
Погрузило меня в рассужденье:
Думал лето к ногам твоим бросить,
Но от лета осталась лишь малость.
Я хотел подарить тебе осень,
Но она на три дня задержалась…
Из стихов своих беловоронья
Подарю тебе несколько строчек.
А ещё подарю межсезонье
И, конечно же, сердца кусочек!

За тебя молюсь, моя Москва!

Я дождался благостной поры
И бегу на Подмосковья сотки
Из Москвы, где старые дворы
Полегли под новые «высотки»,
Где всё меньше старых москвичей,
Где всё больше чуждых мне наречий…
Ты, Москва, становишься «ничьей»,
Многолюдней, но бесчеловечней!
Привечаешь «дорогих» гостей,
Ключ им сдав не на полях сражений,
Изгоняя собственных детей —
Москвичей, не знавших сбережений!
Смотрят с укоризною на нас
С пожелтевших фотографий лица:
Разве ж знать могли они, что «сдаст»
Их за деньги матушка-столица…
Позабыла напрочь о Душе,
Потеряла взгляд свой лучезарный
И печёшься лишь о барыше,
Став продажной бабою базарной…
Потемнели в храмах образа,
Лишь страданье в глубине их взора.
По иконе катится слеза
От стыда, обиды и позора…
Где небес прозрачней синева,
Где народ добрей немногословный,
За тебя молюсь, моя Москва,