Испанский коммунист Энрике жил с нами в общаге МГУ, а мы с Сашей воровали у него сладкий кокосовый ром, копаясь в вещах и чемоданах. Отец Энрике был безработный, а мать медсестра в клинике, а чтобы получить высшее образование в Испании, нужны большие деньги. Поэтому Энрике вступил в коммунистическую партию Испании и пошел в общество дружбы «Испания – СССР». Там он выходил на демонстрации пять лет и ему дали путевку на бесплатное обучение на мех-мате.
В России Энрике работал переводчиком на испанском радио и часто сидел по ночам под алюминиевой лампой и зубрил словари. С ним приехал Мигель, но он сразу сломался в столовой от серых бумажных пельменей «Столичные» и уехал в аэропорт Шереметьево на такси с баулами, матрешками и ушанками.
Однажды Энрике увидел, как я читаю Дон Кихота. Энрике удивился и воскликнул:
– Ты знаешь Сервантеса?
– Энрике, – покровительственно сказал я, – у нас Дон Кихотов в школе на уроках внеклассного чтения дети проходят. А это я перечитываю.
– Перечитываешь? Да у нас Сервантеса никто не знает. В изумлении пальцами на памятники показывают. Кто такой? Удивительная страна Россия. Пельмени бумажные, а Сервантеса читают.
В Москве нету лимонов. Настоящие лимоны кислые и тонкокожие, а сейчас везде лимоны сладкие и толстокожие. Если бросить нынешний лимон, огромный с человеческий кулак, в чай, то вода не желтеет и не кислеет, а вкус чая – сладкий.
Когда умирал племянник деда Гавриила Иннокентий, то просил у меня кислого тонкокожего лимона, как в детстве. Я оббегал все рынки, но ничего не нашел. Только на Люблинском рынке мне грузинка сказала, что все кислые лимоны в перестройку погибли. За ними нужен уход. А вместо них привезли испанских уродцев. Сладких и толстокожих. Я купил Иннокентию толстокожих, но было поздно. Дед Гавриил очень плакал.
Конец ознакомительного фрагмента.