До света заставили днища углами корзин,
В глухих свитерах развернули тяжёлые плечи,
Колени сковали резиной. С замедленной речью
Разлили по лампам ночным жестяной керосин.
Пропахла осокой и жестью вода в берегах.
А жёны крестили, губу закусив, аргонавтов,
Детей целовали. И был поцелуй одинаков
С рыданьями, горечью в замкнутых скорбью губах.
И жёны молчали в холщовых нарядах ночных,
Крест-накрест к груди прижимали озябшие кисти,
Белели в сенях и безмолвно прощали. И листья
Роняли деревья в дверные проёмы на них.
До утра, раздирая ладони, кочевали по рыбьим кругам.
И уключины медленным звоном подавали известия рыбам.
А язи уходили неслышно по засыпанным илом пескам
И попутно пугали личинок, чтобы бег не казался постыдным.
А когда на озёрах раскрыли, разобрали тяжёлую сеть
И залили вином шаровары из гремучей брезентовой кожи —
Перестали язи торопиться и болотные птицы скрипеть,
И развёл молодой доломедес в черепушке мучнистые дрожжи.
Пожимала округа плечами: что за выдумки, что за смешки? —
В этот час не родиться подёнке и странгалии не возвратиться
Из лугов к золотым эпифитам. Но плескал доломедес в ковши,
А затем на холодную воду обернул черешком остролиста!
Застилая глаза и жужжала, восходил по осоке туман.
Потонули угрозы ктырей и несложные вздохи стрекозьи.
И от правого борта не видно конца кормового весла,
А от левого борта не видно – ни весла, ни креста, ни погоста…
О, замедлено время, как частые выдохи рыбьи!
И теряются сроки, и пальцы дымятся, и спины.
Кто вы, юноши, в царстве стрекоз и хитина,
Вычитальщики снов, выкликальщики ветра и ливня?
– Бузотёры, хлебнувшие ночи, не знавшие воли!
Вы опять приложились к бездонным бидонам разлуки
И весла древесину зажали в ладонях до боли,
И уключины полны густых металлических звуков.
Вы прощупали дно и развесили жадные снасти.
Вы рыданьями рыб наслаждаетесь, точно игрою,
Медноскулые юноши, полные смеха и страсти.