Школьные годы в советское время были несколько труднее для меня, нежели для других. Впрямую школа в провинции не агитировала против Бога. Многие дети с родителями и в Церковь ходили и крещены были. Однако…, крестили меня в Церкви г. Йошкар-Олы на берегу реки Кокшаги в 1960 году, когда я родился, а в 1961 году Храм тот взорвали и на его месте устроили маленький парк, где поставили памятник Ленину. Парк тот потом так и назывался – «Ленинский садик». Сейчас, в 2007 году начали тот Храм строить заново.
Я носил крестик. И когда пошел в первый класс, едва переступив порог – перекрестился. Учительница оставила меня после урока и долго говорила со мной о религии. Но я остался верен Богу, а потому меня не приняли в «октябрята».
Я с первых дней оказался «изгоем» в классе и вместо собраний «октябрятской дружины» я ходил на голубятню к другим, старшим мальчишкам, которые «исповедовали» другие понятия и даже разговаривали по другому. На голубятне у нас собирались судимые – шпана. Там я рано научился курить, в 7 лет, плеваться через зубы, «цвыркать»…. Поэтому и в пионеры в 12 меня не приняли, так как со шпаной мы часто хулиганили: я разбил стекло стендов в коридоре школы, когда дрался с активистами от пионеров. И меня поставили на учет в «детской комнате милиции», как «трудного подростка».
Понятия той среды – шпаны, были во много раз лучше, чем у пионеров. Были в их среде и честь, и презираемо предательство, и даже воровство среди своих называлось «крысятничеством»…. «Не кради» – заповедь Писания, это я знал с детства. Многие заповеди в среде шпаны соблюдались: нельзя было оскорбить человека и тем более ударить – «основания есть?», спрашивалось за все, за любое нарушение негласных законов.
А у пионеров процветало доносительство: каждый на каждого мог «настучать». Павлик Морозов – известный пример: когда сын «сдал» своего отца.
А в 1974 году, когда отцу, наконец, дали квартиру, мы переехали в другой район города, где находилась «барахолка». Тут на барахолке, рядом со школой, буквально через забор от спортплощадки, собирались голубятники под вывеской «продажа скота и птицы». Мне были знакомы очень многие ребята, со всего города сюда привозили голубей, тут происходил обмен и торг и общение всей шпаны. И вместо собирания металлолома и макулатуры, и вместо других пионерских и комсомольских мероприятий – я бегал на барахолку, увлекая за собой из класса других ребят. Так я стал небольшим лидером среди шпаны городской. Потому что барахолка на весь город была одна. И тут можно было купить всё, и дефицит и по дешевке. Так, например, Свердловские спекулянты (бизнесмены по сегодняшнему) привозили шали вязанные из козьей шерсти, знаменитые «оренбургские пуховые платки», как в песне. Там у себя они покупали по 50 рублей, а здесь продавали по 100 и по 200. И многие краденые вещи – шубы, шапки норковые – тоже продавали на «моей» барахолке. Была у меня даже знакомая сеть перекупщиков краденных вещей – «фарцовщики» – Голубь, скупал часы, старуха Марфа «тряпки». Поэтому я и стал известен в кругах «всесоюзной шпаны», как один из маленьких «авторитетов».