Женщина сидела, оперев подбородок о ладони, сложенные на ручку костылька.
– Чего вы все шепчитесь? Случилось что? – Бледность лица ярко подчеркивалась черными окулярами очков. – Что-то на сердце как-то не по себе. Водичку дай, сынок. Тут у меня таблеточки.
Женщина выпила таблетку и откинулась к стене.
– Посидим немного. Сейчас пройдет… Потом и поедем, Ванюша…
Только все получилось совсем иначе. На пороге почти одновременно возникли врач с медсестрой и какой-то очень растерянный мужчина моего возраста. К тому времени старушка дышала глубоко и отрывисто, сопровождая каждый свой вздох стоном.
– Вовремя вы меня! – Заявил, наконец, доктор, поколдовав над больной. —Кто ее родственник? Будете сопровождать?
В машине «скорой» мы сидели рядом с моим ровесником. Он оказался именно тем внуком, который должен был встретить эту мою случайную бабушку.
– Опоздал, Иван! Машина заглохла. Жена с сыном так и ждут там. Километров с десяток не доехали. Пока добрался! – Оправдывался настоящий внук. – Отчего она так, доктор? Может, догадалась чего и расстроилась?
– От радости, парень! Послушал я вас тут. В ее возрасте внука найти! С ее-то сердцем! Хорошо еще, что так. Поставим на ноги. А если бы в дороге? И не свиделись бы. Вишь, как к тебе спешила.
– К нам спешила, доктор! – Я повернулся к тезке. – Не возражаешь? Судьба видать так захотела. Детдомовский я. Это – первая в моей жизни бабушка. Хоть увидеть не сможет, так сердцем своим согреет. Мы ей правнуков для веселья подкатим. Когда на ноги встанет. Скажу своей жене все, как есть. Обрадуется, что родственников нашли… Она тоже из детдома.
– Хорошо ты решил, тезка. Правильно. Мне и самому так подумалось. – Иван протянул мне для рукопожатия свою руку.
– Отстань! Отстань, говорю! – Дед сердито отодвинулся от внучки на другой конец скамейки. – Сколь разов про одно и то же говорить? Все уже тебе говорено. Дай спокойно в окошко поглядеть!
Дед Фрол мог смотреть в окошко только одним подслеповатым глазом. Второй отняла у него война, выдав взамен орден «Красной Звезды» и белый билет, освободивший его на всю оставшуюся жизнь от общения с военкоматом. Он трепал своей сухонькой рукой свою «цыганскую», как обозвала ее баба Липа, взлохмаченную бороду. Борода его, на удивление всем ровесникам, только местами впустила в себя беленькие полосочки седины, оставаясь цвета воронового крыла.