Подняла взгляд,
нервно выдохнула.
– Что-то ты…
кхм, не очень хорошо выглядишь, – аккуратно подобрала слова Ната.
Напротив стола,
где расположилась девушка вроде как на завтрак, стоял Азат. Да в гроб и то
краше кладут! Неужели у них опять был бой? Вчера она с работы пришла уставшая
на автопилоте и по сторонам не смотрела, не обратила внимания, были ли соседи
дома.
– Наверное,
чувствуешь себя не лучше? – добавила девушка, нервно сглотнув.
Чувствуешь…
Вот уж точно у него должна быть полная гамма ощущений, и не из приятных. И
стоит ли работа таких вот мучений? Интересно, на обезболивающее Вик хоть
потратился или опять сэкономил на своём модификанте?
Мужчина перевел
на девушку глаза и осторожно опустился за стол. И где его прошлая пластичность?
Видать, ему совсем нехорошо.
Азат просто
сидел, положив массивные руки на стол и глядя в стенку, и даже не торопился как
обычно получить свою кормежку. Поскольку был он опять без майки, то над столом
девушка могла прекрасно рассмотреть огромные синюшные пятна на его обнаженной
груди и пару длинных кривых порезов, просто прихваченных поверх какими-то
стежками или скобками. Остальные части широкого торса были закрыты полотнами
медицинских наклеек. Под ними, наверное, ситуация еще хуже. Аппетит, не успев
прийти с утра после недосыпа, махнул рукой и окончательно пропал с горизонта
Наты.
Она пододвинула
мужчине свой так и не тронутый завтрак – запечатанные упаковки с запеканкой и
кофе.
– Совсем плохо,
да?
Мужчина, мазнув
взглядом по еде, хрипло выдал:
– Что это,
жалость к модификанту?
– Сочувствие к
знакомому человеку, – пожала плечами девушка, опуская голову и листая файлы на
своем планшете.
Ей было
почему-то неловко. Хотя ее вины абсолютно нет в том, что партнер Вик «приобрел
себе игрушку» и теперь выставляет в какие попало бои против монстров живого
человека. Вернее, Азат сам сдался в подобную аренду – быть гладиатором. Он же
знал, что его ждет? И чем она может ему теперь помочь? И как, если она до сих
пор не постигла тонкостей местных взаимоотношений. Да и жалеть здоровенного
взрослого мужика, у которого своя голова на плечах, – последнее дело.
– Сочувствие? К
человеку? – эхом отозвался собеседник. Хмыкнул как-то горько. – Уверена?
– В чем? –
подняла Ната голову. – Что это сочувствие?