За эти три года он встречался с другом
всего несколько раз и сумел заметить только одно: Сергей не
выглядел разбитым и несчастным. Он шутил, с интересом рассказывал
про своих респондентов, вел активный образ жизни — занимался
спортом, пропадал в элитном яхт-клубе, который принадлежал ему.
Константин Владимирович был в этом яхт-клубе всего один раз. Не
сказать, что ему не понравилось, просто слишком разношерстным
показалось то общество: очень много людей разных профессий и
социального статуса. Это был словно маленький закрытый мир, со
своими киновечерами, спортивными мероприятиями, выставками,
огромным рестораном и пабом.
Потом уже Константин Владимирович,
анализируя поведение Сергея, пришел к выводу, что именно этот
яхт-клуб и спас друга в период развода. Эта компания была гораздо
больше, чем общество по интересам. Это был дом, в который можно
было забежать поболтать о веселом и грустном, поделиться проблемами
или планами на будущее. Помимо общего увлечения яхтами, этих людей
связывали увлекательные истории за пределами клуба — круизы,
соревнования, вылазки флотилий в разные точки мира.
Константину Владимировичу тогда
показалось, что Сергей выглядит счастливей, чем был со Светланой, и
не стал даже спрашивать его о бывшей супруге.
Но во вторник ему предстояло поднять
эту тему. И не просто поднять. Если Сергей согласится прийти на
программу «Я хочу быть с тобой», то Константину Владимировичу
придется расковырять старые прогнившие проблемы, вынуть и удалить
болезненную сердцевину с обидами и недомолвками, а также попытаться
восстановить старый или создать новый фундамент любви.
Работа была интересная, и он искренне
хотел помочь своему другу, только бы Сергей согласился!
Три часа
назад
Светлана проснулась с головной болью.
Нужно было сразу после концерта улететь из этого города, пусть на
частном самолете, но сразу, не заезжая в эту квартиру.
Успенская купила ее год назад —
апартаменты на Парк Авеню с видом на Централ парк. Она цеплялась за
Америку, скупала недвижимость, даже яхту зачем-то купила, хотя
всегда мучилась морской болезнью. Ей просто нужно было зацепиться
за что-то. Хотя бы за город.
Спустя год она наконец-то призналась
себе, что Нью-Йорк ей чужой. Она ненавидела Америку, а Нью-Йорк в
особенности: весь этот бетон, шумные улицы, безразличные люди, даже
любимая осень, что падала к ее ногам золотыми листьями,
раздражала.