43. Роман-психотерапия - страница 7

Шрифт
Интервал


– Вообще, я думал, ты пишешь музыку.

– Нет, это не музыка. Это предсмертная записка.

Он всё ещё спокоен и собирает в стопку листы, теперь больше похожие на письмо бабушке.

«Дорогая бабушка, здравствуй. Я ещё не вполне вырос, но уже научился плавать. Здешние ребята показали, как ловить змей и добывать мидии. Погода очень хорошая. В студёную зиму я буду вспоминать о ней с благодарностью. Книжек совсем не читаю, зато вдоволь наелся абрикосов. Ещё тут огромные жуки и кривые улицы. А крёстная пьёт беспробудно. Если бы я был постарше, написал бы, что страшно напиваясь она и правда пробуждает бесов, но мне так мыслить ещё не положено, а когда-нибудь будет поздно, и я отойду и от этого. Надеюсь, ты не болеешь. Я не болею тоже. Целую, твой любимый внук».

– Это не моя предсмертная записка, – говорит он, вытаскивая меня из секундной задумчивости. – Я пишу её для друга.

– Ты делаешь это весьма уверенно.

– Я пишу её не в первый раз. Иногда мне кажется, что он специально впадает в уныние и угрожает суицидом только для того, чтобы получить от меня очередную предсмертную записку. Но я его не осуждаю – это его природа. А я слишком мало понимаю в природе, чтобы диктовать ей свои условия.

– То есть он не собирается умирать?

– А бог его знает. Не возражаешь, я закурю? Чёрт, здесь же не курят. Никак не могу привыкнуть. Пойдём отсюда.

Вышколенный официант, по нашим мимолётным движениям понявший, что мы собираемся уходить, уже стоял рядом. Неужели это будет повторяться из раза в раз? Но я произношу заученное Paldies и выхожу на свет.

– Ты знаешь язык? – спрашивает меня новый друг, свернув наконец листы бумаги в трубочку.

– Нет, я обычно запоминаю несколько слов для мест, где бываю. Sveiks!

– Привет.

– Kā tevi sauc?

– Как тебя зовут? Улдис.

– Mani sauc Sascha.

– Мило. Подержи, пожалуйста.

Улдис отдаёт мне свои записи и закуривает. Я отказываюсь от сигареты, во мне слишком мало бальзама. Мы выходим на площадь. Я не спрашиваю названия, потому что всё равно его не запомню.

– И как много ты написал предсмертных записок? – спрашиваю я, щурясь от солнца.

– Это двенадцатая. Я словно зодиакальный круг прошёл. А эта сволочь всё никак не умрёт.

– Но он хотя бы пытается?

– Не-а. Всегда останавливается. Перечитает моё творение, вздохнёт, может даже слезу пустить, а потом говорит, что передумал. Слабак.