Не до конца понимая, что происходит и откуда взялся мощный
амулет, я машинально закрылся от атаки Винанса, используя не менее
десяти слоев щитов Ур, которые, впрочем, буквально сдуло белой
вспышкой магического огня Вун.
— Именем Устава! Всем стоять! — прогремело по яме, а в следующий
момент на меня навалилось несколько истигаторов, которые скрутили
мне руки за спиной и накинули на грудь подавляющий магические силы
амулет Вун-Сиг-Даг.
Все, что я мог разглядеть — это песок арены, сапог истигатора,
который придавил меня правым коленом и держал руки, не позволяя
пошевелиться, а также спину Винанса, который отмахнулся своей Вун
от двух стражей, наверное, покалечив обоих, и сейчас стремился
вырваться из ямы, чтобы слиться с толпой бегущей с арены черни.
Последнее, что я успел подумать перед тем, как истигатор
приложил меня по темечку — я крупно встрял.
Когда дверь в камеру, где меня держали, открылась, на пороге я
увидел разъяренную как фурию Виолу, а за ее спиной Красного
Трибунального Истигатора Неро.
— И зачем было бить?! Почему весь в крови?! — взвилась Виола на
истигатора в сером костюме, что выполнял роль тюремщика.
— Госпожа архимаг, чтобы подлатать голову, пришлось бы снять
подавитель, а он там такое учинил…
— Снимай! Живо!
— Но госпожа архимаг…
Даже в полумраке камеры, сидя на лавке и прикованный кандалами к
стене я видел, как опасно сузились глаза волшебницы.
— Снимай!
— Но госпожа…
— Клянусь всеми демонами бездны, я сейчас потеряю терпение!
Перед тобой стоит архимаг круга и Трибунальный Истигатор! Мы
как-нибудь справимся с этим юнцом! Снимай!
Истигатор подчинился, склонив перед волшебницей голову. Щелкнули
замки и кандалы, которыми я был прикован к стене, наконец-то
разжались. После этого истигатор аккуратно снял плиту-амулет с моей
груди, пропитанный белой магией, что полностью подавляла у магов
любую способность к колдовству. Мне он тоже мешал, хотя я и
чувствовал, что если поднапрягусь и призову в помощь истинное
зрение, то смогу найти в подавителе лазейку, чтобы освободиться из
оков.
Не успел истигатор выйти из камеры с подавителем в руках, как
Виола уже сотворила трехфутовую печать Эо, которую раздражительным
взмахом впечатала в мою голову. Сразу же стало намного легче —
отступил гул в ушах, да и легкие следы похмелья, что стали вылезать
к середине ночи — а провел я в застенках часа четыре — тоже сгинули
без следа.