– Антонина Петровна, я встретился с соседями пропавшей женщины, ну, этой, Никитиной, съездил в дом престарелых, где были старики. Какая-то странная картина получается: и соседи Никитиной, и работники дома престарелых утверждают, что наши пропавшие не хотели жить.
– Чего не хотели?
– Жить, говорю, не хотели жить! Никитина заявляла одной из соседок о желании свести счеты с жизнью, и та всерьез опасалась за нее.
– Куда ж самоубийцы свои тела-то девали?
– Не знаю, слишком уж удивительно: все трое, почти в одно время, как по команде. И ни следа. Такого в жизни-то не бывает.
– В жизни бывает, Слава, чего и быть не может.
– Да! Тут еще один любопытный нюансик есть. Может, и ниточка-веревочка. Перед исчезновением все трое встречались, похоже, с одним и тем же человеком.
– Да ты что? Совпадают приметы?
– Совпадают. Высокий, брюнет. Волосы длинные, перехваченные в хвост. Типа художник такой. Серьга в ухе. В общем, запоминающиеся приметы. Вернусь – расскажу подробнее.
– И своих свидетелей давай сюда. Будем писать портрет «художника». Хотя волосы – это, Славик, преходящее, как любовь. Сегодня шевелюра в косичку, а завтра – лысая голова.
* * *
За окном особняка потемнело. Собирался редкий, но затяжной нудный дождь. Кроткий и Дымов потянулись к кофе. Антон Нилович при этом все поглядывал на какую-то телеграмму, лежавшую у него на столе. Потом, видимо, заметив заинтересованный взгляд Дымова, отложил ее в сторону, спрятал под стопку бумаг и начал рассказывать:
– Ни для кого не секрет, что львиную долю информации человек, как и все животные, получает в первые годы жизни. При этом у малыша на обработку информации тратится колоссальное количество энергии и времени. Для того, чтобы восстановить энергию, ребенок часто и много спит. Именно в этот период больших открытий все события особенно запоминаются, а время течет для него медленно. После двадцати пяти – тридцати лет кажется, что время начинает набирать скорость…
– Это же естественно, – сказал Дымов. – После двадцати у большинства появляется семья, дети, проблемы.
– Допустим. Но ведь и старики подтверждают, что время буквально летит. У них-то какие заботы после шестидесяти пяти? Некоторые днями сидят без движения у окна. Поэтому делаю предположение: человек – существо не только биологическое, но и информационное. Главным образом информационное. Он и компьютер, действующий по данной ему программе, и программа, и сам программист, создающий новое информационное поле. Но он производное и часть одной глобальной программы космического сознания – Бога, если хотите. Энергию мы восполняем из космоса. Например, в период подзарядки, когда отдыхаем ночью. Мы по образу и подобию «его» учимся создавать из информации пока виртуальный мир, а «он», как глобальный реактор энергии и информации, умеет создавать реальный. Мы работаем для совершенствования «его» космического сознания. После смерти повторяющаяся бесполезная информация уничтожается, а вот алмазы нашего творчества… Алмазы остаются в фонде для дальнейшего преобразования Вселенной и развития сознания. Для «него» нравственно только то, что способствует развитию. Все остальное есть зло. Кстати, поиграйте на досуге, наложите этот принцип определения добра и зла, как кальку, на человеческие этические нормы, определяющие злое и доброе, и будете очень удивлены. Совпадение произойдет далеко не во всех случаях.