Сделать три шага вперёд, потом два направо. Протянуть руку, нашарить выключатель. Включить. Зажмуриться от яркого света, наотмашь хлестнувшего по глазам, вслепую шагнуть влево. Сдавленно матюкнуться, шипя от боли в разбитой о ножку трюмо ноге. Застыть, с бешено колотящимся сердцем вслушиваясь в звон многочисленных флаконов и пузырьков и дожидаясь, пока глаза привыкнут к новому освещению. Поднять веки – и снова застыть, заворожёно глядя в направленное между глаз дуло дорогого охотничьего ружья.
– Стоять! – без всякой необходимости – Костик и так не двигался, даже не дышал – сказал тот, чья фигура смутно вырисовывалась за матово блестевшим стволом. Калибр этого ствола, кажется, приближался к калибру главного корабельного орудия – миллиметров семьсот, не меньше – и Костику вовсе не хотелось получить из него заряд дроби прямо в лицо. Потому он послушно выдохнул: «Стою» – и медленно, стараясь не делать резких движений, поднял руки…
…Влип Костик в эту историю, можно сказать, случайно. Вообще кражи были не по его профилю. Куда больше он предпочитал иметь дело с прекрасной половиной человечества в дорогих побрякушках и с не менее дорогими гаджетами. Наделённому врождённым обаянием и недюженным актёрским талантом Костику ничего не стоило подцепить этих дурочек в каком-нибудь ночном клубе и раскрутить их на секс, чтобы поутру бесследно исчезнуть со съёмной квартиры – вместе со всеми цацками, конечно. А через пару дней материализоваться в другом клубе и повторить всё с другой курочкой, несущей золотые яйца. Дело было плёвое, приятное и выгодное одновременно, и Костик никогда бы не изменил своему амплуа, если бы…
Если бы не Вероника.
Познакомился он с нею, как всегда, в клубе. Высокая брюнетка в обтягивающем коротком чёрном платье, выгодно подчёркивающем ее великолепную фигуру, в чёрных, в сеточку, чулках и чёрных же туфлях на таких умопомрачительных шпильках, что у Костика перехватило дыхание и закружилась голова, сразу же бросилась ему в глаза, едва он только посмотрел на танцпол. И больше он не смотрел уже никуда и ни на кого, понимая, что этот вечер, а главное, эта ночь станут для него особенными.
Вернув – с некоторым трудом – себе самообладание, Костик проскользнул между трясущихся словно в эпилептическом припадке пар и с дежурной улыбкой, от которой таяло самое неприступное сердце, приблизился к извивающейся почти что в эротическом пароксизме девушке.