Ежедневно отправляя пространные послания семье, Фрейд задавался вопросом, что же так долго удерживало его от этого необыкновенного удовольствия. В открытке жене, которую он писал 3 сентября в полдень, напротив Парфенона, Фрейд восклицал: «Значит, вот чего я боялся столько лет!» Он нашел Рим очаровательно жарким, а римский свет величественным. Нет нужды беспокоиться за него, уверял Фрейд жену два дня спустя. Жизнь, которую он ведет, «великолепна для работы и удовольствий, когда забываешь о себе и о других вещах». 6 сентября, снова из Рима, он сообщает в характерной телеграфной манере, не скрывая своей радости: «Сегодня днем несколько впечатлений, память об одном из которых сохранится на многие годы». Позже во время своих частых визитов в Италию он будет восхищаться красотами Венеции и пейзажами (но не людьми) в окрестностях Неаполя[75]. Но Рим, этот святой город, останется для него неоспоримым фаворитом. В письме к дочери Матильде из Рима во время одного из этих путешествий основатель психоанализа сообщал, что не хотел останавливаться во Фьезоле, милом местечке среди холмов над Флоренцией, потому что его тянет к суровой серьезности Рима. И действительно, «этот Рим необыкновенно удивительный город – что уже обнаружили многие».
Вскоре Зигмунд Фрейд воспользовался психологическими преимуществами, которые дало ему завоевание Рима. Его поездка была одновременно символом и инструментом большей внутренней свободы, знаком большей гибкости, возможности для социального и политического маневра; фактически она помогла ему выбраться из двусмысленного заточения, одновременно приятного и пугающего, из «чудесной изоляции». Осенью 1902 года в своей квартире на Берггассе, 19, Фрейд каждую среду начал встречаться с очень маленьким, но постоянно растущим кругом врачей – поначалу их было только пять человек – и несколькими заинтересованными непрофессионалами, которые под его неоспоримым председательством обсуждали истории болезни, теорию психоанализа и пробовали свои силы в психобиографии. По прошествии чуть более полугода, в феврале, Зигмунд Фрейд наконец получил звание профессора, к которому стремился столько лет и которое уже давно заслужил. С тех пор он навсегда обрел положение в обществе, внимание общественности, пылких поклонников и жаркие дискуссии.