Однако антисемитизм, вероятно, был не единственной причиной такого медленного развития профессиональной карьеры Зигмунда Фрейда. Его скандальные теории о происхождении неврозов вряд ли могли понравиться тем, в чьей власти было сделать этот путь легче. Основатель психоанализа жил в культуре, так же сильно озабоченной приличиями, как и любая другая, но более других озабоченной титулами. Не так давно – всего лишь в 1896 году – он читал лекцию о сексуальном происхождении истерии, свою «научную сказку», перед Венским обществом психиатров и неврологов. Мотивы нежелания властей признавать и вознаграждать научные заслуги Фрейда он сам назвал бы сверхдетерминированными – сложными и до конца не осознанными.
Мотивы Фрейда, в смысле как терпения, так и внезапного обращения к энергичным действиям, гораздо яснее. Он всегда стремился к славе, но ценил славу, которая не куплена, полагая, что она приносит наивысшее удовлетворение: награда исключительно за заслуги. Он не хотел уподобляться человеку, который организует собственный день рождения, чтобы окружающий мир не забыл о внимании, которое обязан ему оказать. Однако разочарование от долгого ожидания статуса стало невыносимым. Реализм одержал верх над фантазиями. И над строгими нормами этики тоже. Пришлось принять Вену такой, какая она есть. Разумеется, Фрейд давно знал, что звание откроет перед ним многие двери и существенно увеличит его доходы, но одни лишь материальные соображения не смогли бы превратить его в, как он сам презрительно называл себя, карьериста – Streber. Как бы то ни было, заботы о деньгах – это его старые и хорошо знакомые товарищи. Скорее, обретенная возможность удовлетворить свое желание посетить Рим и превзойти своего героя Ганнибала позволила Фрейду смягчить отношение и к другим желаниям. Нельзя сказать, что он решил не обращать внимания на совесть – такую глубокую черту личности невозможно просто взять и отбросить, но теперь Фрейд нашел способы умерить жесткие требования к нравственности.
Все это, а также многое другое мы знаем из более чем откровенного письма Фрейда Флиссу. Его тон, смесь оправдания и извинения, показывает, чего стоила основателю психоанализа недавно обретенная решительность. Фрейд ждал, но «…ни один из знакомых не побеспокоился обо мне». Однако после завоевания Рима «удовольствие от жизни и работы несколько усилилось, а удовольствие от мученичества несколько ослабло». Должно быть, это одна из самых откровенных фраз, которые Зигмунд Фрейд когда-либо произносил о себе. Его совесть была не просто строга – она была жестока. Мученичество стало искуплением преступлений, совершенных или присутствовавших в юношеских фантазиях, – будь то бедность, одиночество, неудачи или преждевременная смерть. Нравственным мазохистом Фрейд не был, но все же некоторое удовольствие от страданий получал.