– Жорж, если ты любишь меня, никогда не ищи со мной встречи!
Она все еще слышит удаляющиеся шаги благородного своего друга. Никогда она с тех пор его не видела, но хранила в глубине сердца его прощальный взгляд: он часто снился ей и чистым светом озарял ее сны.
Как кошка, запертая в клетку льва, молодая супруга графа повсечасно опасалась страшных когтей своего повелителя, всегда грозивших ей. Графиня не решалась даже надевать в иные дни, отмеченные нежданным празднеством, те одежды, которые носила девушкой, те платья, в которых ее видел любимый. Ведь теперь, чтобы стать счастливой, ей следовало забыть прошлое и не думать о будущем. «Мне кажется, я ни в чем не виновата, но если граф признает меня виновной, значит, так оно и есть. А может быть, я и в самом деле виновата? Разве пресвятая дева не зачала без…»
И в эту минуту, когда в голове бедной женщины все мешалось и мысли ее блуждали в мире фантазии, она в простоте души приписала взорам своего возлюбленного, вложившего всю жизнь свою в прощальный взгляд, ту силу, которой исполнено было явление Богоматери архангела в день благовещения. Такое предположение, достойное дней невинности, к которым она перенеслась в мечтах, рассеялось при омерзительном воспоминании: супружеская близость с графом д'Эрувилем была для нее горше смерти. Бедняжка не могла сомневаться, что дитя, шевелившееся у нее под сердцем, законный ребенок графа. Во всем своем ужасе предстала перед нею страшная сцена первой брачной ночи, за которой последовали другие ночи и столько печальных дней!
– Ах, бедный Шаверни! – шептала она, проливая слезы. – Ты был такой кроткий и ласковый, ты всегда делал мне только добро!
Она обратила взгляд на мужа, словно желая увидеть в его чертах залог милосердия, купленного ею столь дорогой ценой. Граф уже не спал. Желтые глаза его, светившиеся, как у тигра, блестели под лохматыми бровями, и еще никогда взгляд их не был таким свирепым, как в это мгновение. Встретив этот страшный взгляд, графиня юркнула под одеяло и замерла, не смея пошевелиться.
– Почему вы плачете? – спросил граф, отдергивая одеяло, под которое спряталась его жена. В грубом его голосе, всегда так пугавшем графиню, звучала притворная мягкость, породившая у нее обманчивые надежды.
– Мне очень нездоровится, – ответила она.