– Но это же противозаконно!
– Вряд ли, – ответил Трамбалл. – Какую часть от населения Земли составляют евреи? Примерно два с половиной процента, так? Спорим, в Йеле эта цифра как минимум в четыре раза больше?
Но Гилберту-старшему было не до споров. Он чувствовал, что старику точно известно, сколько именно евреев ежегодно поступает в его альма-матер.
Джейсон боялся нарастающего гнева отца и всеми способами старался его предотвратить.
– Слушай, пап, я не хочу учиться там, где мне отказывают. Этот Йель может катиться ко всем чертям. – Он повернулся к директору и извиняющимся тоном добавил: – Прошу прощения, сэр.
– Ничего-ничего, – ответил Трамбалл. – Вполне объяснимая реакция. Но давайте подумаем о хорошем. Второй выбранный вами университет – очень достойный. Некоторые считают, что именно Гарвард – лучший в стране.
Господь, о многом не прошу,
Лишь надежд своих не обмануть,
Лишь в жизни высоко взлететь,
Суметь все с неба разглядеть.
Генри Дэвид Торо,
выпуск 1837 года.
Все разумные люди – эгоисты.
Ральф Уолдо Эмерсон,
выпуск 1821 года.
Ездить ему приходилось из пригорода. Он относился к маленькой и почти незаметной группке людей, которые не могли позволить себе роскошь жить в кампусе вместе со своими однокурсниками. Так что ребята из пригорода были гарвардцами только в дневное время – вроде студенты, а вроде и нет, – ведь вечером им нужно было садиться на автобус или метро и возвращаться в большой мир.
По иронии судьбы, Тед Ламброс родился почти рядом с Гарвард-ярдом. Сократ, его отец, приехавший в Америку в начале тридцатых, был владельцем знаменитого ресторана «Марафон» на Массачусетс-авеню, всего в паре шагов от библиотеки Уайденер[10].
В его заведении, как он часто хвалился своим работникам (то есть членам своей семьи), каждый вечер собиралось больше великих умов, чем в платоновской Академии. Не только философы, но и обладатели Нобелевских премий по физике, химии, медицине и экономике. И даже сама Джулия Чайлд[11], назвавшая приготовленного женой Сократа ягненка с лимоном «просто изумительным».
Более того, его сын Теодор учился в Латинской средней школе Кембриджа, которая находилась так близко к заветному кампусу, что практически была частью университета.
Учитывая, что старший Ламброс относился к преподавателям Гарварда с почтением, граничащим с идолопоклонством, страстное желание сына поступить туда казалось вполне естественным.