Единственным нашим преимуществом был склон холма. Мы полагали, что мерсийцы не рискнут спускаться по такому крутому склону, но они решились. На нас ринулась устрашающая масса топающих и улюлюкающих воинов, стуча тяжелыми железными мечами по обитым кожей щитам. Одержав уже дюжину побед над такими же незначительными королевствами, как у моего отца, и вдвое превосходя нас числом, они чувствовали себя уверенно.
Все еще ошеломленный, я обернулся и взглянул назад. Мерсийцы набросились на наших людей, подавляя любой намек на сопротивление. Кто-то из наших упал навзничь от удара щитом в лицо. Я видел, как поднимаются и опускаются мечи и древки копий, рубя и коля тех, кто проявлял малейшее намерение сражаться. Я узнал крестьянина, который приходил к нам на прошлой неделе заплатить десятину. Это был медлительный неуклюжий человек на полголовы выше окружающих, и на нем был железный шлем, как на мне. Бог знает, где он его раздобыл, но это ему не помогло. Какой-то мерсиец обманно замахнулся мечом в лицо, но потом опустил клинок и рубанул по ногам. Крестьянин рухнул на землю, как скошенная крапива. В отчаянии я высматривал отца. Нигде его не было видно. Наше знамя, обмотавшись вокруг древка, качалось туда-сюда, а через несколько секунд упало и скрылось из виду. Мимо пронеслась лошадь без всадника с обезумевшими от страха глазами. Я узнал ее – это был конь старшего брата, тот, наверное, тоже пал. Торжествующие крики врагов стали затихать, им требовалась передышка. Там и сям наши люди падали на колени и сцепляли руки, умоляя о пощаде. Резня утихла – не имело смысла рубить пленников, они скоро станут рабами.
Один мерсиец, коренастый воин в кожаном панцире, обшитом железными пластинами, заметил меня. Я стоял особняком, оглушенный ужасным зрелищем, и его бородатая рожа расплылась в алчной ухмылке. Должно быть, он увидел поблескиванье тонкой золотой гривны, которую я получил предыдущей зимой, когда мне пошел шестнадцатый год. Он не собирался делиться такой добычей с товарищами. Без единого слова мерсиец устремился в мою сторону. Я пришел в себя и бросился прочь без надежды на спасение, ибо не очень быстро бегал. Братья дразнили меня за медлительность и не брали играть в догонялки, зная, что мне с ними не сравняться. Теперь было то же самое. Я слышал за спиной топот ног по дерну, и он раздавался все ближе и громче. Вскоре мое сердце подобралось к самому горлу, а колени перестали слушаться. Слабо застегнутый шлем подскакивал на голове и сползал на глаза, так что в результате видно было лишь на ярд. Я бросил меч, но слишком поздно понял, что щит по-прежнему пристегнут к левой руке. Тщетно попытался стряхнуть его, но только потерял равновесие. Потом пробежал еще около пятидесяти ярдов, ощущая, что вот-вот стану добычей мерсийца. Доносилось его дыхание, враг торжествовал, предвкушая легкую победу.