- Мы из бассейна, там меня застал звонок твоей бабушки.
- Понятно… - тяну я.
- Что тебе понятно, объясни мне, пожалуйста?
- Что у нас с тобой ничего не получится, Сережа, - отворачиваюсь
я, - от нее уже никуда не деться.
- Да что за глупости ты говоришь?! – злится он, а потом, видимо,
вспоминает о Ване, который внимательно слушает наш разговор.
- Мы поговорим с тобой дома, хорошо? Когда тебя выписывают?
- Завтра, - вру я безо всякого зазрения совести, и он
поднимается со стула, делает шаг ко мне, наклоняется и целует в
губы. А мне впервые это – никак, совсем никак. Хочется, чтобы он
скорее ушел.
- Выписывают обычно после обхода, так же? Я буду здесь часам к
десяти-одиннадцати. Но лучше ты сама отзвонись. Обещаешь мне?
- Да.
Он уходит, а Ваня идет к двери следом за ним и выходит, немного
подождав. Возвращается минут через десять-пятнадцать. Уставившись
на стену, я жду, когда он выключит свет и тяжело ворочаю в мозгу
очередную мысль.
- Кто это был с ним? Что за девица странного вида? - по-деловому
интересуется моя охрана- друг и брат.
- Это его воспитанница, родная сестра погибшего мотоциклиста.
Она влюблена в Сергея, и я уже даже… хочу спать, - охотно и легко
объясняю я, все путается в моей голове – слишком много на сегодня,
слишком…
- Нет уж, поднимайся – нас гонят. Сейчас едем домой, - командует
он, а я шепчу дрожащими губами:
- Ой, да делайте вы все, что хотите! Только дайте мне спокойно
умереть здесь, пожалуйста. Я никогда еще столько не плакала.
- Не прокатит, Катерина Николаевна. Бабушка уже готовит
блинчики. Я уточнил – с соленым топленым маслом и с земляникой,
толченой с сахаром.
- Я сама собирала, - слабо улыбаюсь я.
- Круто, - отстраненно говорит он, и мы готовимся на выход. Ваня
опять тащит меня до машины на руках. Нам повезло – дождь на улице
прекратился, но воздух все еще густой от влаги и странно теплый.
Наверное, скоро станет теплеть быстро, стремительно, и настанет
настоящая весна – с пахучими древесными почками, первой травой и
цветами. Хочется побыть на улице дольше, но никакой к этому
возможности – Ваня спешит.
На блины он тоже не остается, как ни приглашает его бабушка.
Отнекивается и по нему видно, что действительно куда-то очень
торопится. И в этом нет ничего удивительного – он и так потратил на
меня почти два дня своей жизни. Потому я и не поддерживаю бабушку в
попытках заманить его и накормить, просто благодарю и отпускаю. Он
оставляет меня на диване в большой комнате и уходит, еще какое-то
время я слышу в прихожей разговор, а потом бабушка возвращается и
смотрит на меня.