Мира кормила нас очередной раз, и мы опять уходили, перед этим
обязательно спросив – а не нужна ли ей наша помощь? Втайне очень
надеясь, что нет, потому что исследовательская страсть просто
полыхала. Она отмахивалась от нас и отпускала с Богом.
У меня не получалось говорить с ней – только объясняться,
почему-то я особенно плохо понимала местное наречие именно в ее
исполнении. Но улыбались мы друг дружке вполне искренне. Стеван
уехал еще тогда – после разговора с папой и назад его так быстро не
ждали. И зря…
К вечеру второго дня (завтра утром уже должен был приехать папа)
я так обжилась в гостях, что чувствовала себя, почти как дома. И
очень удивилась когда, вернувшись от Скадарского озера с рыбалки,
мы с Гораном увидели возле дома его брата. Мальчик выдохнул и
пробормотал что-то сквозь зубы, а я неловко замерла, потому что
парень был почти раздетым.
Ну… голый торс в жару явление вполне себе нормальное, как и
тонкие шорты, которые висели… нет – совсем не на бедрах. Гладкая
загорелая кожа была безволосой везде – и на лобке в том числе. Это
было очень заметно, и нечаянно притягивало взгляд, потому что
разношенная одежка держалась, казалось - только на этом самом… Оно
ощутимо выдавалось и, казалось, даже шевелилось под штанами. Он
точно был без нижнего белья. Я успела заметить все это до того, как
из дома выскочила Мира с мокрым полотенцем и с оттяжкой перетянула
им Стевана – по голой спине, по плечам! Он уворачивался от шлепков
и смеялся, а она кричала и ругалась. А потом загнала его в дом -
одеваться.
- Горан… оставь прямо здесь рыбу и пошли-ка мы в папин
лагерь?
- Ускоро ноч, далеко… зар се не боишь?
- Не боюсь, и не хочу оставаться. Там закроюсь и... у меня есть
карабин в домике. Ты меня проводишь до большого поворота и
вернешься, ладно? Дальше я хорошо знаю дорогу, и папа говорил –
волки сейчас не опасны. А маме и брату скажешь, что я сижу в
обнимку с ружьем, чтобы этот нудист знал.
Горан задумался и почему-то согласился. Честно – я думала, что
уговорить его не удастся, но очевидно, у него были причины
соглашаться. Через час или полтора, сократив путь лесом, мы подошли
к повороту – дальше я знала дорогу. А Горан присел у обочины на
корточки.
- Ты чего? - не поняла я, - скоро станет темнеть, беги
домой.
- Сада буде вертать млекарка. В этот ден у свое тремутку, -
вещал он на суржике, на котором мы уже приноровились общаться и
неплохо понимали друг друга.