Еще мы ходили в кинотеатры с (опять же) приятным интерьером и
удобными сиденьями, и смотрели гарантированно интересные фильмы.
Гуляли в парках, когда погода радовала, а все вокруг было усыпано
разноцветной листвой, а временами уже и снегом, который потом таял…
таял, как и всякий первый снег. А однажды он вытащил меня на
прогулку, когда стоял густой туман, и мы медленно брели по
красно-золотому ковру из палых листьев, будто проплывая сквозь
молоко, разбавленное воздухом. Это было очень необычно и очень
красиво. Даже наши голоса тогда звучали иначе, звуки разносились
глухо и будто вязли во влаге, густо напитавшей воздух. А мы все
говорили и говорили, специально наслаждаясь необычным акустическим
эффектом.
В конце ноября, накануне зимы, Сергей подарил мне часики – в
кружевном корпусе и с ажурным браслетом, сверкающим граненой
серебряной зернью. Подарил просто так, безо всякого повода, сказал,
что увидел случайно и не смог пройти мимо. Не думаю, что они были
очень дорогими, все-таки это было серебро. Зато красивым этот
неожиданный подарок был необыкновенно. Первые дни я не могла
налюбоваться им и постоянно косилась на свое запястье, отвлекаясь
от работы.
Скорее всего, он понимал, что по-настоящему дорогую вещь я не
смогла бы принять. Потому и подарил такую, от которой не отказалась
бы ни одна женщина - просто не нашла бы в себе сил. Часики эти на
работе увидели все, заметили мое любование ими, но никто не спросил
о них, кроме Ирины Борисовны. Она восхищалась вместе со мной, а
потом прикупила пару таких же – на подарки своим невесткам.
Сережа и одевался красиво и нескучно, и машину для себя выбрал
интересную, и квартира его оказалась такой же – совсем не похожей
на холостяцкую берлогу. Их с отцом работа не приносила огромных
денег, но обеспечивала хороший достаток. Дом Воронцовых-старших
тоже был удобным и приятным на вид, но безо всяких претензий на
дворцовую или современную роскошь. И просторная двухкомнатная
Сережина квартира тоже не поражала дороговизной интерьера, но в ней
приятно было находиться.
К чему эти дифирамбы его вкусу? Потому что он был, на мой
взгляд, безупречным. Мне было далеко до него в этом плане, я
никогда не придавала значения деталям, а именно они давали
завершенность и соответствие стилю и настроению. Во всем, что
принадлежало ему и что он делал, был свой стиль - какой-то почти
неуловимый налет изысканности, который трудно было объяснить. И тем
сильнее был диссонанс с тем, что он тогда сделал в саду, но об этом
я старалась не вспоминать, это вызывало внутренний дискомфорт из-за
невозможности понять. Но потом всплыло еще и то, о чем я узнала у
него в гостях. В тот вечер я узнала об Одетте и узнала
нечаянно.